Эльмира Нетесова - Помилованные бедой

— Что ж его свалило?

— Аппендицит! Если б вовремя обратился, жил бы и теперь! Даже обидно за мужика. Я его знал до бомжеванья! Хороший был человек. На бабе погорел, на любовнице. Короче, застал ее с другим хахалем. Дело обычное. Сучка не жена, претензий не предъявишь. А он, дурак, мужика не догнал, тот с балкона сиганул, живой остался, ну, этот на любовнице оторвался и уделал ее так, что бабу два месяца по частям собирали. Потом шесть операций сделали. В общей сложности почти год в больнице отвалялась. Он уже забыл, как звать эту блядь, а она в суд обратилась. За ущерб, причиненный здоровью, отсудила такую сумму, что вслух сказать жутко. Ни квартиры, ни колес не осталось. И все бабки выгребла стерва! Такую лучше б разом урыл! А то ведь оставил змею живой. Она и отомстила! Его нет. Зато ей простиковать понравилось. Еще одного наколола. Я все жду, когда та лярва ко мне на стол попадет! Уж я ей все выскажу!

— Чего же живой молчишь? — удивился Юрий Гаврилович.

— Подходить к ней стыдно, чтоб люди не подумали, что я ее очередной хахаль! — покраснел Петрович.

— Не, Лень, тебя уже в кавалеры не приклеят ни к кому.

— Почему так?

— От тебя моргом за версту прет!

— Юрка, мой запах теряется в толпе. А вот ваши рожи, улыбки, мимика выдают с головой. Хочешь знать честно? Вас самих от психов уже не отличишь. Смех идиотский, гримасы дебильные, шутки кретиньи. Глянь на себя со стороны! Волосы дыбом встанут. Недаром твои внуки играют в казаки-разбойники и стреляют в тебя.

— Мои внуки рожицы краской вымазали и подкрались, когда я поесть сел. Они как взвыли за спиной на два голоса. Я повернулся, у меня борщ через уши выскочил. Я, взрослый мужик, в натуре под стол залез, думал, мои больные обоими корпусами ко мне пожаловали. Во внучатки! До обморока довели! — смеясь, жаловался Бронников.

— Ваши большие! А вот мой клоп что вчера отчебучил! Вернулся я домой с работы, Лида ужин на стол поставила. Сын на горшок сел. Вижу, оба хмурые. Понял, что поругались меж собой, но меня не хотят расстраивать. Я уже чай допил, как сын слез с горшка и несет мне его. С мочой показывает и говорит: «Какать нечем! Мамка пирожное не покупает! Как жить дальше буду?» Ему еще трех лет нету, а хитрить научился!

— Это что. Моей Наташке всего восемь лет, а у нее уже любовник, так одноклассника зовет, что ей понравился. Одного при том не пойму, именно с ним каждый день дерутся как кошка с собакой. Попробуй хоть кто-нибудь влезть разнять их, вдвоем на него набросятся и так отделают, смотреть жутко. Спросил ее, зачем дерется с тем мальчишкой, она мне в ответ: «Чтоб на других девчонок не смотрел. Пусть привыкает к семейной жизни».

— Крутая девка! Вся в деда! — смеялся Петрович и напомнил Бронникову, как тот три года подряд дрался с соседкой по парте. Все хотел прогнать ее. Та терпела, хотя сдачи давала. А потом стала работать в горздравотделе. И Бронникову много лет портила нервы. Все просьбы игнорировала, урезала средства на дурдом, и только когда она ушла на пенсию, Юрий Гаврилович вздохнул свободно. Но с бывшей одноклассницей даже теперь, встречаясь в городе, не здоровается и не разговаривает. — Чего вы с ней враждовали, признайся хоть теперь? — спросил Леонид Петрович.

— Терпеть не могу подхалимов и зубрил. Она всех ребят высвечивала учителям. Слишком много неприятностей из-за нее было. И хотя не любил бить слабых, с этой себя не мог сдержать. Редкая сволочь! Она и в институте фискалила на всех. Я знал и предупреждал ребят. Сам из-за той гадюки трижды в госбезопасности побывал. Ну и отплатил ей. Свадьбу расстроил. Рассказал жениху, кто она есть. Он от нее мигом сбежал. Навсегда откачнулся, так и осталась в старых девах.

— Узнала, кто ей помешал?

— Само собой. Я сам сказал о том стерве!

— Юрка! А сколько нервов истрепала она тебе в благодарность?

— Хватило! Ну да что теперь? Недавно видел ее. На базаре сумками торгует. Совсем одряхлела.

— Неужели пожалел?

— Посочувствовал. На жалость пороху не хватило.

— Скажи-ка, Юрий, к тебе в больницу не поступал Олег Долгополов? Его сослуживцы у меня побывали. Увидеться хотят.

— Есть такой. Он в Афгане и Чечне воевал!

— Точно! Давно он у тебя?

— Считанные дни. Ну и мужик! Крепко его скрутило, до самых печенок!

— Уже меня опередил, анатомировал? Кто разрешил? — засмеялся Сидоров и спросил: — Как он там?

— Плох! Ему нельзя видеться ни с кем. Он бросается на любого. Даже в общей палате не держу, всех перекрошит. Сила у него нечеловеческая. Вчетвером не связать. Не знаю, удастся его подлечить иль нет, он нашего санитара чуть не убил. Весь в переломах лежит в травматологии. А этот — в клетке. Конечно, лечим. Но с ним крайне трудно.