Вера Чубакова - Повесть о бабьем счастье

— А дети, значит, пускай как хотят, так и живут?

— Правильно. Пускай как хотят, так и живут. Не надо баловать их. Ты для них была нянькой.

— Ты так говоришь, потому что не знаешь моих детей!

— Готов поиерить — идеальные дети. Но ведь ты, в силу своего характера, так и будешь прислуживать им!

— А как же иначе, если жить вместе? .

— Жить отдельно. Надо жить отдельно. Детям нужна самостоятельность, опека, поверь, утомляет...

— Что за черт! — ругнулся Ваня. — Нас в обратную сторону, что ли, везут? Ничего не понимаю... Ехали в одну сторону, теперь возвращаемся. Может, я поезд перепутал?

— Нет, все в порядке,— спокойно отозвался Кирилл.— Это ошиблась ваша так называемая пространственная память.

— Какая, какая память? — переспросил Ваня.

— Вам приходилось собирать в лесу грибы? — вместо ответа спросил Кирилл.

— Да. А что?

— Бродишь по лесу целый день: то в одну сторону потянет, то в другую, а сколько возвращений и поворотов? Заблудиться не мудрено. Но наша память стоит на страже, она, как говорится, все на ус наматывает и высчитывает равнодействующие. Мы этого не замечаем, потому что наша пространственная память работает верно. Ну, а если она ошибется, так тут ее ничем не переубедишь, пока она не разберется сама. Кстати, это единственная врожденная способность человека к ориентации.

Ваня покашлял. Возможно, выражал сомнение.

Кирилл взглянул на часы:

— А не пора ли нам спать? Скоро одиннадцать.

— Пора так пора,— охогно согласился Ваня. — Пусть везут куда хотят, утром псе выяснится. А теперь— на боковую. Покемарим с аппетитом. Спокойной ночи всем, приятных сновидений!

Не успел он забраться на свою полку, как тут же захрапел.

Угрюмая попутчица, сказав «балбес!», пяткой боднула верхнюю полку.

— Кто там? — спросил Ваня и снова захрапел.

— Спокойной ночи, Лида!— Кирилл вдруг засмеялся.

— Ты чего?

— Да вот вспомнил... Во время войны один пленный румын вместо «спокойной ночи» говорил «скупой ножик». Видишь, дорогая, как за разговорами время быстро пролетело, скоро утро, а в полдень мы уже будем дома.

Лидия вздохнула: «Мой дом остался позади...»

Она повернулась лицом к стене, чуть ли не к носу подтянула левое колено, а правую ногу вытянула. Только так и могла уснуть. И Мира так спит, с детства приучила, поворачивала ее, сонную, на правый бок.

Чем ты сейчас занята, девочка моя?

А Кроха что делает? А Гриша? Не спят, конечно, сидят на кухне, разговаривают. Кроха, как всегда, на коленях у Гриши. Сначала Лидия стыдила: «Что за моду взяла?» Но Кроха присядет к столу, как все, потом так жалобно, просяще посмотрит на Гришу, ресничками своими хлоп-хлсп, и, смотришь, уже сидит на его коленях. Скоро у Гриши будет два ребенка...

Мира, конечно, молчит, а возможно, плачет. Ей незачем притворяться сейчас веселой и беспечной. А когда все лягут, возьмется она за свой дневник?

И вдруг Лидия поняла: не возьмется! Не нужен он ей теперь, не нужен.

Тетрадку Лидия нашла случайно, перебирала в шкафу белье и наткнулась. Раскрыла, прочитала первую страницу и уже не смогла оторваться. Разве не болела у нее душа за Миру? Разве не рада была она узнать, что у девочки есть любимый человек? Димка какой-то. Захотелось повидаться с ним. И одной встречи для матери достаточно, чтобы определить, порядочный ли он человек или трепач. Уж больно много красивых слов говорил он Мире. Она все добросовестно записала: «Снежинка, грезочка, ягодка, цветок».

За три дня до отъезда Лилии и Кирилла дочь ска-зала, что ее пригласили в театр.

«Димка!» — порадовалась Лидия, а вслух сказала:

— Ну что ж. это хорошо. Иди!

— Мамочка, я должна сегодня выглядеть... Какое платье мне лучше надеть?

Приоделась, прическу у зеркала поправила, волосы у нее густые, вьются сами по себе. Глаза хорошие, посмотришь — и поймешь: душа чистая, правдивая. А зубы — как один — белые и ровные, мелковаты правда. Но это не помеха. Помеха — ножка хроменькая.

Мира как-то призналась:

— Мне всегда кажется, что люди вслед смотрят, так бы и побежала, скрылась, спрягалась от всех...

— Глупенькая,— страдая за нее, сказала Лидия.— Каждый человек своим делом занят, зачем ему присматриваться, тоже еще придумала, глупенькая!

Уходя в театр, Мира просила не беспокоиться о ней, придет вовремя, а если задержится, ничего страшного. Все будет хорошо.

«Как же я могу не беспокоиться о тебе, доченька? Пока ты не найдешь хорошего человека, пока не будет у тебя своей семьи, сердце мое не перестанет болеть за тебя...»