Вера Чубакова - Повесть о бабьем счастье

— Закусывай, раз выпил,— перебила хозяйка. — Все люди, как выпьют, едят, а ты.,.

Андрей будто не слышал ее:

— Будь они трижды прокляты, эти фашисты! Замучили мою Наташу. Больше жизни ее любил... Простить себе не могу, что уступил ей тогда. Увязалась за мной, хоть убей: «Ты моя иголка, я твоя нитка, куда ты, туда и я, вместе партизанить будем». Помню, я даже кулацком ее по пальцам пристукнул — она за борт кузова вцепилась. А пальчишки у нее тонюсенькие, с перстеньком.

Подарил ей к Восьмому марта... Командир смотрел на нас, смотрел, а потом рукой махнул: «Ну и настырная она у тебя, Андрюха! Пускай едет с нами!» Кто ж думал...

— Не терзан ты себя так,— сказал кто-то из гостей.

Женщина, что сидела рядом с Лидией, сказала ей

тихо, потянувшись к уху:

— Пропадает человек... До войны капли в рот не брал.

— Не брал,— подтвердил Андрей и потер пальцами лоб, кожа прошелестела, как бумажная,— до того худое, сухое было у него лицо. — Я как чувствовал: не хотел брать Наташу с собой, а она командиру...

— Постойте, постойте! — крикнула хозяйка. — А про пирожки с капустой и позабыла! Сейчас принесу, погодите!

Она шумно встала из-за стола и вскоре вернулась с блюдом горячих пирожков.

— Вот такая же девчушечка была. — Андрей кивнул на Лидию. — Беленькая, под мальчишку стриглась... Сны страшные вижу, люди, хоть не ложись. Как только глаза закрою, так и сон является, один и тот же: будто стоит возле моего дома черная лошадь. А к ней Наташа за шею привязана. Одета как невеста, вся в белом. И фата... Немец поднимает кнут, лошадь срывается с места. А за ней Наташа по камням, по пыли... Где капля крови упадет, там красный цветок вырастает, и уже по всей земле красные цветы, ступить ногой негде. Наташа на помощь меня зовет, а я с - места не могу сдвинуться, ноги в землю вросли. Просыпаюсь от своего крика...

Андрей неловко повернулся и локтем смахнул со стола хрустальную рюмку — она разбилась с колокольным звоном.

Хозяйка вскочила, сжала кулаки:

— Выпил, поел и шел бы себе, шатун несчастный!

Андрей спслз на колени и принялся подбирать осколки. Лидия неожиданно для себя оказалась рядом:

— Я найду... Мы найдем такую рюмку... И вернем.

А ночью ей приснился страшный сои Андрея. Только

к лошади была привязана не Наташа, а она сама. И тоже в подвенечном наряде.

«Расскажи, где партизаны?» — требовал немецкий офицер.

«Будьте вы все трижды прокляты!» — крикнула Лидия.

Немец стегнул лошадь, и Лидия страшно закричала.

Утром она отправилась разыскивать Андрея. Жил он в захламленной комнате, пепроветренной и непобе-ленной. На плите валялись сухие картофельные очистки и рыбьи кости, а духовка была забита пустыми водочными бутылками. Сам хозяин комнаты спал под старым пальто, обсыпанным пухом, как снегом. На столе хозяйничала кошка — языком мыла тарелку. Лидия хотела согнать ее, но она лапой ударила по руке и приняла оборонительную позу: уши торчком, усы шилом, хвост дугой, и, когда Лидия протянула руку, зашипела, как змея.

Лидия бесцеремонно разбудила Андрея, велела принести и нагреть побольше воды и принялась за уборку. Вымыла, вычистила комнату, выбросила ненужное тряпье и сказала ошеломленному хозяину:

— Я с тобой останусь.

— А ты что, тоже одна?

— Не одна. У меня дочь. Только одному тебе скажу: она сиротка, родители от бомбежки погибли. Но для всех она моя родная дочь, понял?

Андрей приложил руку к груди:

— Вынул бы свое сердце и отдал бы его тебе, хорошая, так ведь нет у меня сердца! Разбилось на проселочной дороге... Вместе с Наташиным...

— Я с тобой останусь,— упрямо заявила Лидия. — Погибнешь один.

Поженились они. Прожили четыре года. Родился у них сын, Гриша.

Все эти годы, обнимая Лидию по ночам, Андрей звал Наташу. И пил, пил, пил. Утром бросался на колени, плакал, обещал выправиться, а вечером являлся домой пьяным.

Думала спгсти Андрея... Пьяный, он попал под машину — и сразу насмерть...

— Что с тобой? Тебе нехорошо? — спросил озабоченно Кирилл.

— Нет, нет, голова немножко...

Упросил ее принять таблетку от головной боли.

— У бабки моей четыре подружки, с двадцатых годов вместе,— рассказывал Ваня. — Домишки впритык, отношения у них, скажу прямо, лучше, чем у других родственников. Какую они мне встречу закатывают, знали бы вы! На вокзал приходят все пятеро, отбирают мои вещи и даже пиджак самому нести не позволяют, Чемодан двое тащат, сунут палку под ручку и — полный вперед! А я среди них — как Гарун аль-Ра-шид.