Вера Чубакова - Какого цвета ветер?

— Не надо о нем, папа.

— Не буду, не буду, раз не хочешь. Я только предупредил, чтоб ты ничего не боялась, всякие волнения тебе сейчас во вред.

Я пообещала не волноваться, а сама думала: «Если бы Ромка хоть на минутку заглянул! Что же с ним такое творится? Думает, потребую, чтоб женился? Ничего я не стану требовать, ничего...»

В больницу меня отвез отец на такси. У гастронома остановил машину, сбегал за шоколадом: «Возьмешь с собой, силы тебе понадобятся».

Прощаясь с отцом, я заплакала, боялась того, что предстоит.

Отец тоже всхлипнул. Мне надо идти, а он не отпускает, обнял, сунулся в шею мокрым лицом, будто искал у меня защиты, не оторвать его.

После мне рассказывали, что он всю ночь просидел в приемном покое. Сначала его уговаривали уехать домой: его помощь-де не потребуется ни при каких обстоятельствах, даже исключительных, потом просто выгоняли. Но отец стоял на своем: «Пока не узнаю, что с дочкой, никакая сила меня отсюда не выметет! На руках вынесете, я окно выбью, а влезу, так что лучше не связывайтесь со мной, не грожьте!»

Таким отца я не знала...

У меня родился мальчик, мальчишечка. Сыночек мой черненький, горластый, я его пс голосу узнаю. Няня шутит: «Он у тебя певцом будет, басовитый мужичок!»

Какое это счастье — держать на руках своего ребенка! Прижмешь к груди и чувствуешь, как через его тепленькое тельце в тебя вливаегся радость. Все былые беды не беды уже, о них можно рассказывать только с улыбкой.

Я назвала сына Сережей в честь папы, порадую старика.

Сын тянул молоко жадно, с присвистом, с причмокиванием, наслаждался. Чадушка моя, мужичок ненаглядный, жизнь моя! Я сейчас богаче всех на свете. И счастливей...

Груша передала мне розы «от всех наших баб». Всем молодым мамашам приносили цветы, но розы были только у меня.

В палате говорили о мужьях, о любви, о том, чей муж кого хотел — мальчика или девочку, выглядывали из окон — молодые отцы вытоптали под окнами полянку.

Заваливали нас передачами. То, что не принимали «законно», передавалось «контрабандой». Мы выбрасывали из окна веревку, как леску в реку, внизу ее привязывали к пакету или сетке, а мы выуживали.

Я боялась расспросов. Часто думала о Ромке, в больницу я не ждала его. Не надеялась, что придет. Да и нужен ли он мне такой, ненадежный?!.

Но когда меня выписали из больницы и я следом за медсестрой, которая несла Сережу, вышла в приемный покой, мне показалось, будто среди ожидающих мелькнуло Ромкино лицо. И сразу ноги мои отяжелели, не оторвать их от пола, кажется.

Но это был не Ромка. Мне просто хотелось, чтоб он был. Меня ждали папа и тетя Ира.

Отец бросился к медсестре, обнял ее, прослезился, сунул что-то в верхний кармашек халата, взял внука на руки, взял осторожно, бережно, повернулся ко мне.

— Спасибо, дочка, от отцовского сердца спасибо, что Сергеем назвала. Думал, что род Ниловых кончился, а видишь, вон он, еще один Сергей Нилов на свете есть! Ничего, вырастим... Поздравляю, поздравляю, дочка!

Тетя Ира обняла меня и, поддерживая, повела к выходу.

— Ну вот, Санюшка-голубушка, все и обошлось. Хорошо обошлось. Ты не забудь, что я за внучонком смотреть буду. Кончится твой декрет... Своего-то у меня нет... А теперь есть Сережка, хватит нам одного в семье. Миленький парнишка такой, сладенький, я заглядывала... Ты мне рублей тридцать дашь в месяц, и хватит. Няньки чужие знаешь как дерут? Еще и корми их вдобавок. А я по-родственному. Мне и тридцатки хватит, обойдусь.

Я засмеялась. Тетя Ира верна себе.

— Ну вот ты и повеселела, Санюшка-голубушка, а то прямо смотреть на тебя жалко было. Уж как мое сердце по тебе изболелось, ты не представляешь. Осторожненько, смотри под ноги...

Ветер не выпускал нас на улицу, швырялся оранжевыми листьями.

Нас ждало такси. Шофер ходил вокруг машины и ногой бил по колесам: пробовал их надежность. Увидел нас, предупредительно открыл дверцу.

Папа велел тете Ире сесть рядом с шофером, передал ей ребенка, наказал:

— Смотри не дави его, держи полегче! — Потом вернулся ко мне, взял под руку. — Давай постоим. Отдышись, дочка, спешить нам некуда, ребеночек в тепле, транспорт под рукой, постоим... Ветрюган какой поднялся, а? Насквозь продувает, будто на тебе не пальто, а накомарник какой. — Он подвел меня к стене, стараясь собой защитить от ветра. — Не замерзла, Саня? Тут не только человек, листья сплошь в ознобе. Гляди, какие они хилые стали! Повыжала осень из них все соки, пожелтели, точно малокровные. А ведь живут! Отмирать кому охота? Вот и цепляются за веточки своими кореш-ками-ручишками, воюют с ветром. И будут воевать, пока совсем из сил не выбьются. И человек вот так. Кого хочешь спроси: жил он в покое да безмятежности хоть год какой? До школы разве что... Отдохнула, Саня? А теперь к машине, не спеши только, не спеши, милая...