Поэзия Скальдов

Не лучше, однако, обстоит дело ш в историях литературы. Отдавая дань уважения авторам компендиумов по средневековым и древним литература^ нельзя не признать, что, как правило, эти компендиумы не столько истории, сколько перечни, в которых соблюден хронологический порядок. В этих компендиумах обычно безраздельно господствует убеждение, что поэзия как тип творчества — нечто во все времена одинаковое и что, следовательно, при рассмотрении древней поэзии нет никакой необходимости отказываться от тех критериев, которые применяются к поэзии нашего или, более широко, нового времени. Так и в историях древнеисландской и древненорвежской литературы (т. е. литературы, к которой относятся скальды) хотя и сообщается все, что известно о скальдах и их произведениях, однако не делается никакой попытки определить место скальдиче-ской поэзии в процессе становления литературы и (а это, в сущности, то же самое) совершенно не ставится вопрос о том, что такое скальдическая поэзия как тип творчества. Другими словами, историческая неповторимость поэзии скальдов в этих историях, по сути дела, игнорируется.

Между тем если посмотреть на поэзию скальдов с точки зрения ее места в процессе становления литературы, то сущность этой поэзии сразу становится очевидна. Поэзия скальдов — начальный этан в развитии осознапиого авторство в поэзии, тот этап, который А. Н. Веселовским был назван «переходом от певца к поэту».

Переход от певца к поэту, т. е. от неосознанного к осознанному авторству, как правило, недоступен наблюдению. Когда он происходит в нашу эпоху, на периферии письменной культуры, он, конечно, не повторяет пути, пройденного в свое время человечеством, точно так же как приобщение культурно оста-лого общества к более передовой культуре не влечет за собой повторения всех этапов культурного развития. И в том и в другом случае происходит, так сказать, «короткое замыкание». Но не больший свет на то, каким образом происходит переход от певца к поэту, проливают и средневековые или древние литературы. Личная поэзия обычно попадает в поле зрения историка литературы только как создание письменной эпохи. Переход к осознанному авторству оказывается осуществленным либо в результате освоения более высокой, культуры, т. е. опять-таки в результате «короткого замыкания», либо в допись-менную эпоху, т. е. вне поля зрения историка литературы.

Между тем в скальдпческой поэзии представлено то, что, как правило, недоступно наблюдению. Скаль-дическая поэзия — это поэзия хотя и личная, но д©-письменная: древнейшие из дошедших до нас екаль-дических стихов были сочинены в первой половин© IX в., т. е. примерно за четыре столетия до того, как они могли быть записаны.

Сущность того этапа в истории поэзии, о котором идет речь, заключается в том, что авторское самосознание еще не распространяется на произведение в целом. Оно распространяется только на форму произведения, но не на его содержание. Другими словами, осознанное авторство развивается в поэзии в результате того, что поэт осознает себя автором формы. Отсюда подчеркнутость формы, ее гипертрофия, самая характерная и основная черта поэзии скальдов. Гипертрофия формы —первый шаг на пути творческого освобождения поэта от связанности традицией, трамплин, благодаря которому совершается скачок огромной важности в истории человеческого сознания — скачок

из неосознанного авторства в осознанное. Но само собой разумеется, что скачок этот не мгновенный акт, а целая эпоха.

Скальдическая гипертрофия формы не имеет ничего общего с формалистическими исканиями поэтов нового времени. Для этих исканий характерно стремление максимально нарушить всякую традицию. Между тем скальдическое искусство было глубоко традиционным. На протяжении столетий в нем не происходило никаких или почти никаких изменений. Вместе с тем в противоположность формализму в поэзии нового времени скальдический формализм отнюдь не был выхолащиванием содержания. Напротив, сведение поэтической формы к чисто служебной функции шифра или кода для передачи любого содержания (а именно в этом заключалась сущность скальди-ческой гипертрофии формы!) обеспечивало содержанию ведущее положение.

Скальдическая гипертрофия формы, относительная независимость поэтической формы от содержания,— черта глубоко архаическая. Она нечто совершенно чуждое современному сознанию. Несомненно, именно в этом одна из главных причин того, что эддическая поэзия, т. е. поэзия, гораздо более простая по форме, совершенно заслонила в глазах потомков поэзию скальдическую. Этому способствовало, по-видимому, и то, что, согласно представлению, которое издавна господствует в литературоведении, древнейшая личная поэзия должна была быть простой и безыскусной, а «искусственность», т. е. формальная изощренность, гипертрофия формы, — признак старчества литературы. Это представление побуждало, с одной стороны, толковать скальдическую поэзию как результат какого-то вырождения, а с другой — высказывать сомнения в ее исконности в Скандинавии и в подлинности древнейших скальдических стихов, сомнения, которые, однако, в результате исследований всегда оказывались необоснованными. Еще в эпоху романтизма был придуман образ древнейшего личного поэта — старца с седыми кудрями, который, бряцая на арфе, сочинял свои песни, исполненные простоты и лиризма. Такого старца всегда ожидают найти. На самом деле, однако, в сочинениях древнейших личных поэтов не было ни простоты, ни лиризма: в личной поэзии и то и другое, * как оказывается, — достижения гораздо более позднего времени.