Рикардо Семлер - Маверик. История успеха самой необычной компании в мире

Когда были подсчитаны итоги, оказалось: Тимошенко набрал на 4 пункта больше, чем необходимо, — 74%. После долгих споров об оценках производственников группа приняла решение отбросить крайние значения по каждому вопросу и пересчитать итоговую величину. На этот раз показатель составил 70,6%. Оппозиционеры расстроились, но тем не менее решили признать полученные результаты.

Никто не уволился, а Тимошенко принял неожиданное решение. Он предложил ошеломленному Алмиру стать главным инженером — фактически правой рукой генерального директора. Вскоре Алмир и Тимошенко вместе разрабатывали бюджет подразделения, которому суждено было стать одним из лучших в Semco.

ГЛАВА 23

Гибкость в ротации кадров и непредсказуемость оценок, которую давали боссам их подчиненные, привели к тому, что люди стали принимать неожиданные решения. Жизнь в Semco бросала новые вызовы, что могут подтвердить, среди прочих, Симплисьяно Домингос де ла Сьерра и Алипио Камарджо.

Когда Симплисьяно пришел работать в Semco, он был еще совсем молодым, но жизнь уже успела преподнести ему немало сюрпризов. В пятнадцать лет он ушел из дома в городских трущобах Санто-Амаро, работал на некоторых «тяжеловесов» бразильской промышленности — в гигантских транснациональных компаниях, где условия труда зачастую оставляли желать лучшего, а руководство предпочитало авторитарный стиль управления. Вскоре он пришел к следующему выводу: что хорошо для боссов, то плохо для рабочих.

Когда мы взяли Симплисьяно рабочим по листовому металлу, Semco все еще находилась под прочным колпаком старой гвардии моего отца. Едва новые коллеги увидели его светлую кожу и заметили, как легко он краснеет, они сразу же окрестили его Камаран, что означает «креветка» в переводе с португальского. Не могу представить себе более подходящего прозвища.

— Я не позволял Semco расслабляться ни на секунду, — вспоминал Симплисьяно. — Я пришел в конце 1974 г., а уже в 1975-м организовал забастовку, требуя повысить заработную плату и организовать столовую. В то время мы приносили еду из дома, и ее было совсем немного.

Камаран выиграл, но это был только первый раунд. Он был из тех людей, которые спят, держа один глаз открытым. Даже после того как я взял на себя руководство Semco и она стала превращаться в более открытую и терпимую по отношению к своим сотрудникам компанию, Камаран все равно оставался начеку. Он абсолютно все подвергал сомнению и постоянно воевал с департаментом по управлению персоналом, особенно с Пауло Перейрой.

Время от времени Пауло и Камаран встречались, чтобы обменяться идеями, так как за враждебностью Камарана скрывался пытливый ум. Медленно, очень медленно он становился более мягким. Как Жоао Соареш, Осеаш да Сильва и другие рабочие Semco, Камаран перешел от недоверия к следующему этапу: он слушал, размышлял и даже испытывал некоторые наши идеи. Очевидно: авторитаризм и патернализм в компании накладывают отпечаток на рабочих. Камарану потребовалось время, чтобы освоиться в новаторской, демократичной и дружелюбной атмосфере Semco.

Я понял, что Камаран изменился, когда Пауло рассказал, как во время собрания лидер профсоюза сравнивал Semco с компанией Termomecanica, одним из гигантов медной промышленности Бразилии, причем это сравнение было не в нашу пользу. «Там все замечательно, — говорил он. — У них есть первоклассная столовая, где все берут, что хотят, и могут через минуту прийти еще. Медицинское обслуживание превосходное. Зарплата — одна из самых высоких в регионе».

Прежде чем Пауло успел вмешаться, Камаран встал на нашу защиту. «Послушай, дружище, — сказал он представителю профсоюза, — я работал в Termomecanica и больше туда не вернусь. Все, что ты сказал, правда, но рабочий там всего лишь рабочий. Я пред-почитаю зарабатывать меньше, но там, где меня уважают. Только в Semco к рабочим относятся как к ответственным людям. В других местах они ничто, их обыскивают как воров. Я работал в одной компании, где нам даже рта не разрешали раскрывать. Я получал из техотдела планы с ошибками, но был вынужден молча делать свою часть. Если бы я что-нибудь сказал, было бы только хуже, и я бы потерял работу. Люди верят в то, что рабочие могут выполнять определенные функции, но не думать».

Вскоре Камаран присоединился к фабричному комитету и, хоть мы и не поощряли этого, стал выступать против любых произвольных действий профсоюза. Иногда он говорил нам, что это мы зашли слишком далеко и чересчур много ему позволяем. «Semco исходит из принципа, что рабочие заслуживают доверия, — говорил он. — Но не всем рабочим следует доверять, знаете ли. В 9 утра у нас была десятиминутная кофе-пауза. Потом Semco закупила термосы и сказала, что мы можем пить кофе в любое время. Но некоторые рабочие все равно ходят за кофе и остаются там поболтать, хотя должны работать. Они злоупотребляют доверием Semco. То же самое произошло, когда на заводе установили телефон. Я говорил, что это должен быть телефон, в который нужно бросать монетки, чтобы его использовали в меру. Но Semco сказала, что у сотрудников в офисах телефон бесплатный, и у производственных рабочих должно быть так же. Однако в обед рабочие подолгу занимали телефон, особенно молодые и неженатые, которые звонили своим подружкам».