Ганс - Сексуальная жизнь в Древней Греции

Для тех, кто находит сексуальное удовлетворение в том, чтобы наряжаться в платья противоположного пола, придуман термин «трансвеститы». Такого рода извращение, которое уходит корнями в эмбрионально-андрогинную природу всякого человеческого существа, было не чуждо грекам, хотя об этом явлении сравнительно мало свидетельств античных авторов. Я часто упоминал об использовании этого явления в религиозных культах. На празднике Котиттий в Афинах, который проводился в честь Котитто, богини чувственной любви, имели место пляски мужчин в женских одеждах. На этом празднике церемониальные шествия, которые поначалу лишь символически имели отношение к сексу, постепенно перешли в оргии, так что, по свидетельству Синесия, «тот, кто участвовал в оргиях Котитто, приравнивался к кинеду». Сексуальное возбуждение мужчин, вероятно, усиливалось, если они носили парики, имитирующие женские прически в дополнение к женскому платью. Италийские празднества Котитто, о которых упоминает Гораций, особенно были знамениты, однако отмечены только женскими оргиями.

Эпиграмма Асклепиада рассказывает о красивой девушке по имени Доркия (Олененок), которая любила наряжаться мальчиком, и «в коротком плаще, обнажавшем ее бедра, она извергала из глаз любовный огонь».

Ктесий рассказывает о том, что правитель Вавилона Амар любил появляться в женском наряде и украшениях, и, когда он так наряжался, 150 певиц и танцовщиц сопровождали застолье (Аф. , xii, 530).

Если под эксгибиционизмом понимать нарочитый показ половых органов перед своим или противоположным полом, легко понять, что такого рода извращение было в Греции явлением очень редким. В те времена была прекрасная возможность наблюдать совершенно обнаженных мужчин; таким образом, никому не приходило в голову из любопытства или из потребности удовлетворить собственное сладострастие частично обнажаться. Вопреки фактам, наблюдаемым в наши дни врачами и юристами, в древние времена в Греции следовало говорить о женском эксгибиционизме, если о нем вообще можно говорить. Самый древний пример – Баубона, жена Дисавла в Элевсине, у которой нашли приют маленький Иакх и Деметра, когда она искала свою дочь Персефону, украденную Гадесом. Чтобы как-то отвлечь расстроенную мать, Баубона обнажилась, что привело Иакха в такой восторг, что Деметра невольно вынуждена была рассмеяться.

Намеренное обнажение в танце кордакс (см. с. 137) также отчасти носило эксгибиционистский характер.

Диодор пишет о женщинах Египта: «Когда после естественной кончины священного быка, посвященного Апису, появлялся другой, лишь женщинам позволялось смотреть на него в течение сорока дней; но они делали это, подняв свои одежды и показывая свои интимные части богу».

Большинство изображений Приапа и Гермафродита имели намеренно эксгибиционистскую направленность.

Все эти явления, о которых мы говорим, рассматриваются современной сексологией лишь косвенными проявлениями эксгибиционизма. Единственный известный мне отрывок, где можно говорить об истинном эксгибиционизме, принадлежит Феофрасту, когда он описывает характер «Нескромного» (Характеры, 11): «Этот бесстыдный, встречая женщин, любит задирать свой хитон и показывать им то, что находится под ним».

Пигмалион, мифический царь Кипра, был настолько очарован статуей девушки, которую он изваял, что влюбился в свое произведение из слоновой кости и не успокоился до тех пор, пока Афродита, уступая его жарким мольбам, не оживила статую, после чего у них родился сын Пафос, по имени которого назван знаменитый город на Кипре. С тех пор любовь к статуе или изображению называется пигмалионизмом (см. Овид. , Метам., х, 243, сл.).

Этот случай подробно описан в произведении Лукиана «Две любви». Юноша из знатной семьи, который влюбился в знаменитую статую Афродиты Книдской работы Праксителя, целые дни проводил в ее храме, и «утром, едва из постели, намного опередив рассвет, он приходил в храм и только после заката неохотно шел домой; целый день сидел он против богини, все время устремив на нее свой взгляд. При этом он шептал неясные слова и украдкой произносил любовные жалобы… А когда страсть его разгоралась еще сильнее, он покрывал надписями всю стену, и нежная кора каждого молодого дерева славила прекрасную Афродиту. Наравне с Зевсом чтил он Праксителя, и всякая прекрасная драгоценность, хранившаяся у него в доме, становилась приношением богине» [167].