Гийом Аполлинер - Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

На опушке Бенинский Птах принялся за работу. За несколько часов он вырыл яму примерно в полметра шириной и два метра глубиной.

Потом был завтрак на траве.

Вторую половину дня Бенинский Птах посвятил возведению внутренности памятника в соответствие с душой Крониаманталя.

Назавтра скульптор вернулся с рабочими, которые покрыли стены колодца армированным цементом толщиной восемь сантиметров, за исключением самого дна, сантиметров в тридцать восемь, таким образом, что пустота приобрела форму Крониаманталя, и была наполнена иллюзией его присутствия.

Еще через день Бенинский Птах, Тристуз и король поэтов с подружкой снова пришли к памятнику; они выгребли из него попавшую внутрь землю и, когда наступила ночь, посадили прекрасное лавровое дерево поэтов, а Тристуз Балеринетт пританцовывала и припевала:

23 февраля 1912 года я шел пешком по той части Тироля, что начинается почти у самой городской черты Мюнхена. Подмораживало, солнце сияло весь день, и край, где в час заката сказочные замки отражаются в розовых водах озер, остался далеко позади. На землю спустилась ночь, светила полная луна — плавучая глыба на своде небес, где мерцали холодные звезды. Было, должно быть, около пяти. Я спешил, чтобы к ужину добраться до главной гостиницы Верпа — городка, хорошо известного альпинистам, до которого, следуя лежавшей у меня в кармане карте, оставалось не более трех-четырех километров. Дорога совсем испортилась. Я вышел на перепутье, куда сходились четыре тропы; решил взглянуть на карту, но обнаружил, что потерял ее по пути. Впрочем, место, в котором я оказался, не соответствовало ни одному пункту намеченного мною маршрута, который я отчетливо держал в памяти: похоже, я заблудился. Времени уже было много, и я вовсе не собирался ночевать под открытым небом. Я пошел по тропе, которая, как мне показалось, вела к Верпу. Через полчаса ходьбы я остановился: тропа упиралась в скалистую стену, метров пятидесяти высотой, за которой высились в хаотичном нагромождении белые от снега горы. Вокруг меня темные высоченные ели размахивали опущенными к земле лапами; поднялся ветер, макушки их ударялись друг о друга, и мрачный этот стук лишь усугублял весь ужас пустынного места, куда меня завела воля случая, Я понял, что мне не добраться до Верпа до наступления дня, и принялся искать какой-нибудь грот или расселину, где можно было бы укрыться до рассвета. И вот, когда я внимательно осматривал высящийся передо мной утес, мне показалось, что я вижу в нем проем, к которому я и направился. Я обнаружил вместительную пещеру и отважился войти в нее. Снаружи свирепствовал ветер, и стенания елей отдавались какой-то мучительной болью, словно то был крик отчаяния тысяч заблудившихся путников. Прошло несколько минут, и, освоившись в пещере, я различил отдаленные звуки музыки. Сперва я решил, что мне почудилось, но вскоре уже не сомневался: до моего слуха доносились звучные слаженные волны, идущие из чрева горы. Мне захотелось бежать — так все это было поразительно и вместе с тем ужасно! Затем любопытство взяло верх, и, пробираясь на ощупь вдоль стены, я отправился исследовать эту поистине колдовскую пещеру. Так я двигался минут пятнадцать, а гармоничные звуки подземного оркестра становились все отчетливей; потом стена резко повернула. Я зашел за угол и на расстоянии, которое мне трудно было оценить, различил едва заметную полоску света, сочившегося, по всей видимости, из-за закрытой двери. Я ускорил шаг и вскоре оказался перед нею.

Музыка стихла. Слышался отдаленный шум голосов. Я решил, что подземные меломаны вряд ли могут представлять какую-нибудь опасность, и потом, несмотря на кажущуюся очевидность, я все же не мог смириться с мыслью, что мое приключение может иметь сверхъестественную природу, поэтому постучал два раза в дверь, но никто не отозвался. Наконец, нащупав ручку, я повернул ее и, не встретив никаких препятствий, вступил в просторную залу, стены которой были облицованы цветным мрамором, украшены раковинами и в царившем полумраке вода струилась в бассейны, где плавали разноцветные рыбы.