Microsoft Word - ЭРИК ХОБСБАУМ_662.doc

Статус курорта определялся той ролью, которую он играл в дипломатической жизни страны этого времени. Так, например, Наполеон III встретился с Бисмарком в Биаррице, а с Кавуром — в Пломбьере. Конвенция была подписана в Гаштайне. Это были первые ласточки многочисленных дипломатических конференций, проводившихся во второй половине XIX века где-нибудь на озере или на Ривьере между 1890 и 1910 годами.

лей за период, прошедший между двумя переписями населения, поделенные на количество лет‘*.

Эти цифры отражают измеиеиия процентного соотношения городских жите

В cq)CAHHe 70-х считалось, что в Европе есть всего четыре города с населением более миллиона человек (Лондон, Париж, Берлин. Вена), шесть городов с населением более полумиллиона (Санкт-Петербург, Константинополь, Москва, Глазго, Ливерпуль, Манчестер), и двадцать пять городов, с количеством жителей, превьииающим 200 тыс. Из них 5 находилось в Соединенном Королевстве, по 4 в Германии и Италии, 3 во Франции, 2 в Испании и по одному в Дании, Венфии, Нидерландах, Бельгии, России, Польше, Румьшии и Португалии. В 41 городе население составляло 100 тыс. человек: девять из них находились в Соединенном Королевстве, восемь — в Германии.

Пункт 414-й французского уголовного кодекса, принятого в 1864 году, предусматривал наказание за попытку прекращения или за коллективное прекращение работы с целью повышения или понижения заработной платы, либо за любое вмешательство в трудовой процесс посредством насилия, угроз или обмана. Даже в тех странах, где это не было предусмотрено законом, как, например, в Италии, подобный подход отражал всеобщее отношение к проблеме'·*.

Яркий пример подобного контраста — профессиональные зрелищные спортивные состязания, хотя в то время они находились еще в зачаточном состоянии. Британский профессиональный футболист конца 70-х должен был (до окончания мировой войны) работать за зарплату, довеском к которой была слава и иногда неожиданная удача. Правда, скоро его стоимость на футбольном рьшке вьфосла до нескольких тысяч фунтов стерлингов. Когда же футбольная звезда сам стал требовать, чтобы ему платили в соответствии с его рыночной стоимостью, с этого момента спорт претерпевает фундаментальные перемены. В США они произошли быстрее, чем в Европе.

В Лилле число представителей высших классов увеличилось с 7 до 9% в период с 1820 по 1873—1875 гг., а доля собственности, оставляемой в наследство, возросла с 58 до 90%. Количество представителей средних классов увеличилось с 62 до 68%, а их завещательная собственнйсть составляла всего лишь 0,23%. Эта незначительная цифра, зафиксированная в 1821 г., впоследствии возросла до 1,4%.

О силе моральных убеждений в странах протестантского мира говорит факт поведения рабовладельцев Северной Америки в отношении своих рабынь. В противовес тому, что можно было бы ожидать, следуя распространенному в католических странах Средиземноморья типу поведения (кубинская пословица, например, гласила; «Нет плода слаще финика и девственной мулатки»), количество смешанных браков или незаконнорожденных детей на рабовладельческом Юге было довольно скромным* .

Мода на кринолины, скрывавшие нижнюю часть тела и резко подчеркивавшие талию, стала переходным знамением 50-х годов.

Дети, в свою очередь, делали все возможное, чтобы доставить удовольствие своим дорогим, обожаемым папам: они рисовали, работали, читали стихи, писали сочинения, играли на пианино, и все это в честь празднования дня рождения Альберта, принца-консорта королевы Виктории'* .

В Британии так называемые «публичные школы», которые начали быстро развиваться в это время, собирали сьшовей буржуа из разных частей страны. Во Франции ту же функцию вьшолнялн знаменитые парижские лицеи.

Исключение составлял русский императорский балет, но отношения между

Буржуазное общество третьей четверти XIX века было обществом самоуверенных индивидов, гордящихся своими достижениями. Ни в какой другой области завоеваний человечества это не проявлялось так, как в области знаний; в «науке». Образованные люди этого времени не просто гордились своей наукой, но готовились к тому, чтобы подчинить науке все остальные формы интеллектуальной деятельности человека. В 1861 г. статистик и экономист Курно отмечал, что «вера в философские истины настолько утеряна, что ни простой народ, ни академики уже не жалуют работы в этой области, смотря на них исключительно как на памятники мысли, представляющие исторический интерес»^* Это время действительно не было благоприятным для философов. Даже в традиционно философской стране — Германии не было ни одной достойной фигуры, способной пополнить собой плеяду вьщающихся философов прошлого. Сам Гегель, на-