Майкл Хадсон - Убийство Хозяина - Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Внутреннее противоречие, подрывающее эту стратегию финансиализации, заключается в том, что прирост технологических капиталовложений за счёт увеличения долга при снижении процентных ставок снижает текущую доходность активов пенсионных фондов. Это требует от компаний, штатов и населенных пунктов откладывать больше доходов, если они не отказываются от исполнения своих пенсионных обязательств. Пенсионные фонды пытаются избежать этого затруднения, участвуя в рискованных спекуляциях, организуемых инвестиционными банками Уолл-стрит. Многие фонды отчаянно пытались выйти на 8,5-процентную годовую доходность, которая, как считается, необходима для выплаты пенсий пенсионерам без привлечения средств, которые компании и государственные органы должны откладывать. Поскольку процентные ставки и доходность упали ниже этого уровня, многие финансовые менеджеры стремились к получению более высоких доходов, поддерживая рейдеров и финансируя выкупы контрольных пакетов акций за счёт кредита. Но, поддерживая финансиализацию, пенсионные фонды способствовали динамике в экономике, которая подрывает цены на рынках товаров и услуг, продажи, прибыли и занятость.

Оставалась надежда, что финансовый инжиниринг создаст достаточный прирост капитала для выплаты пенсионных доходов, обещанных пенсионерам, без расширения промышленной базы. Была мечта жить одними финансами, а не хлебом и другими основными потребностями. Финансовый сектор обещал открыть постиндустриальную экономику, в которой клиенты банков могли бы зарабатывать деньги на заёмных кредитах, созданных на компьютерных клавиатурах, без необходимости формирования промышленного капитала или рабочих мест.

На самом деле случилось так, что этот финансовый инжиниринг загнал экономику в угол, увеличивая корпоративный долг без параллельного роста базовых активов и прибыли. Создание большего объёма кредитов (задолженности других людей) и снижение процентных ставок для повышения цен на недвижимость, облигации и акции делает экономику ещё более обременённой долгами и хрупкой из-за роста текущих расходов в экономике, оставляя всё меньше возможностей для инвестиций и найма рабочей силы.

Общество страдает, когда рейдеры или другие финансовые менеджеры получают краткосрочные прибыли, сокращая рабочую силу. Рабочие места сокращаются, и работники, которые раньше платили налоги, в конечном итоге получают пособие по безработице. Выплата держателям облигаций доходов в виде необлагаемых налогом процентов вместо дивидендов после уплаты налогов также увеличивает дефицит государственного бюджета, создавая политическое давление в пользу повышения налогов на труд и потребителей.

Такое положение неприемлемо. Как показано в Главе 7, в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, банковское дело становилось коммунальной службой. Если бы эта тенденция сохранилась, в большей части мира могли бы действовать кредитные карты, депозитные банковские услуги и кредиты, предоставляемые по себестоимости или по субсидированным ставкам вместо сегодняшних взносов и штрафов. Бизнес-кредитование финансировало бы организацию промышленного производства в большей степени, чем финансовый инжиниринг, а государственные банки с меньшей вероятностью предоставляли бы кредит на обдирание активов и инфляцию цен активов, что характеризует современную финансовую систему.

Большинство футуристов сто лет назад считали, что для контроля над хищническими финансами и погоней за рентой необходимо государственное регулирование. Но банкиры и финансисты успешно внедрили экономическую философию с дерегулированием и захватили контроль над правительствами, чтобы использовать их способность создавать деньги для субсидирования крупного финансового капитала, оставляя при этом кредиторов «свободными» душить реальный рост экономики долговой дефляцией.

Сегодняшние финансовые круги осуждают государственное регулирование и налоги на рантье как социализм. Но для классических теоретиков «социализм» изначально не был оскорбительным термином. Джона Стюарта Милля называли рикардианским социалистом, потому что классические экономисты шли к реформам, которые они сами характеризовали как социальные и, следовательно, как социалистические. Большинство реформаторов называли себя социалистами того или иного рода, от христианских социалистов до социалистов марксистов и реформаторов по всему политическому спектру. Вопрос заключался в том, в какой социализм превратится капитализм «свободного рынка»?