Спросят: а как же быть с историческими персонажами, императорами, политиками, полководцами и т. д., они что, разве не субъекты истории? Ответ следующий: в историю они вошли не индивидуально, не на персональной, так сказать, основе. А во главе государств и народов, то есть тех самых общностей, которые, являясь подлинными историческими личностями, выдвинули их к руководству в критические, переломные моменты своей истории. Или, если говорить о венценосных особах, оказались у власти волей Всевышнего, но при этом лично возглавили те или иные общественные действия, повлиявшие на ход всемирно-исторического процесса.
Например, Александр Македонский или его персидский оппонент царь Дарий истории интересны только в той мере, в какой они стояли во главе столкнувшихся между собой армий и, шире, общественно-политических процессов и тенденций. То же самое можно сказать и о деятелях Нового и Новейшего времени. Остался бы в истории Наполеон, если бы не превратился из первого консула в императора? Гарибальди и Мадзини, если бы не поднялись из своих лож до уровня государственной власти? А о Гитлере, не приди НСДАП к руководству страной, наверное, так и сохранились бы воспоминания то ли как о потешном клоуне, то ли о «говорящей голове», которая озвучивает чужие идеи и установки.
Оторванными же от базовых общностей и ввергнутыми в одиночество вождями, как, кстати, и обычными людьми, внутренним миром их мыслей и переживаний занимаются не история, а, в основном, литература и искусство. Даже в религиозной системе взглядов индивидуальное спасение, если, конечно, не учитывать подходы, свойственные раннему христианству эпохи до Вселенских Соборов (то есть до 325 г.), в той или иной форме увязывается с коллективным.
Итак, субъектность личности в истории — не органически присущее, а делегированное ей качество, представляющее собой часть субъектности той или иной общности. «Независимый» индивид — нонсенс, ибо нельзя жить в обществе и быть от него свободным. Сам факт создания человеческих общностей еще в доисторические времена означал признание неспособности индивида к самостоятельному жизнеобеспечению и самозащите и возможность получить это только совместно. Поэтому люди, внушающие нам сегодня идею о первичности личности, беспардонно лгут. На самом деле они отстаивают права отнюдь не всех, а лишь отдельных так называемых «продвинутых» личностей или упоминавшегося нами «креативного меньшинства» на то, чтобы обеспечить удовлетворение личных интересов, пользуясь для этого общим достоянием. Ибо если человек действительно хочет полной свободы — мирской или духовной, он должен уйти в монастырь, тайгу, тундру, пустыню и т. д. и заниматься отшельничеством, не пользуясь никакими благами, которые изобретены человечеством, ибо они изобретены сообща. Это, кстати, убедительно доказывается многочисленными духовными подвигами святых праведников.
В полной мере это относится к творческой интеллигенции. Ученый, поэт, художник, скульптор и композитор способны творить не на пустом месте, а только будучи одетыми, обутыми, обладая инструментами творчества. А также если они обучены общей и профессиональной грамоте, и впитали в себя значительную часть национального и мирового исторического и культурного достояния, и, главное, имеют обратную связь с поклонниками и противниками своих талантов — с обществом. Представим себе, например, процесс, а также результаты и ценность литературного или художественного творчества в отсутствии такой обратной связи, будь то подвижники итальянского Возрождения или представители «серебряного века» русской литературы. Скажем, в первобытной глухой чащобе, населенной дикими зверьми.
Возвращаясь к «космическому» подходу «Открытого заговора», отметим, что важнейшее место во всей этой пропагандистской спецоперации отводится системе образования, особенно истории и обществознанию. Смысл их перестройки по Уэллсу как раз и заключается в том, чтобы, подменив понятия, наделить личность исторической субъектностью, поставив ее вперед и вместо общества, народа и государства.
Именно поэтому Уэллс предлагал переименовать историю в «человеческую экологию» или «социальную биологию». От национальной истории он предлагал перейти к «одинаковой мировой», а от истории обществ — к истории «обыденного человека» 171. Не в этом ли смысл тех «реформ» системы образования в современной России, которые проводят команды, меняющиеся во главе соответствующего министерства?
Читать дальше