Владимир Шигин - Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг.

Как известно, наиболее близкой революционным матросам Балтики революционной партией к осени 1917 года стали большевики. Матросские симпатии (по мере изменения отношения к войне) постепенно переходили от эсеров к ним, а после краха корниловщины большевистское влияние стало преобладающим сначала в Кронштадте и в целом на Балтийском флоте, а после Октября на Черноморском флоте и во флотилиях. Деятельность малочисленных большевистских флотских организаций из общих с меньшевиками социал-демократических организаций стала выделяться в самостоятельную. Произошло это главным образом вследствие изменения отношения матросов к революционному оборончеству и оправдания ходом событий прогноза «апрельских тезисов» В. И. Ленина о «втором этапе революции». При этом кронштадтцы, шедшие в авангарде данного процесса, вовсе не считали, что они «большевизировались», хотя об этом много писала пресса, в том числе и о том, что В. И. Ленин после июльских событий скрывался не в Финляндии, а в Кронштадте. Сами кронштадтцы мало считались с авторитетами, включая В. И. Ленина, вырабатывая свою собственную политику. Курс на «второй этап» революции, как известно, был воспринят политической элитой в качестве призыва к гражданской войне, и поэтому все действия большевиков по осуществлению этого курса выглядели в ее глазах левоэкстремистскими.

Курс этот революции (сначала в виде лозунга мирного перехода власти к Советам) был поддержан народными массами не столько как левый, как желание приблизить социализм, сколько как правый – навести (даже, быть может, неосознанно – восстановить) порядок, порушенный при существовавшей власти. Большевики в 1917 году были известны не только как сторонники социализма левого, а как – «государственного». Для убеждения масс в «правизне» большевиков постарались немало и сами «соглашатели», обвиняя их (пусть даже не без основания) в связях с кайзером, с царской охранкой и т. п. Обыватели Петрограда накануне Октября, случалось, приравнивали большевиков даже к монархистам. В своих тезисах, в левой обстановке апреля 1917 года, В. И. Ленин тем не менее, как известно, обосновывал курс на мирное развитие революции и подчеркивал, что «введение» социализма не является непосредственной задачей. Через несколько лет он уже отзывался о тезисах в смысле призыва к «осторожности и терпению».

Другое, связанное с первым обстоятельство – вопрос о войне. Солдаты были за революцию ради мира, а не за мир ради революции. И потому «пораженческая» позиция большевиков, ведущая к миру, выглядела для них правой в сравнении с весенними призывами меньшевиков и эсеров к войне «в защиту революции». Отсюда большевики не получали поддержки в период господства настроений «оборончества» в значительной степени как недостаточно левые. Особенно это касалось радикально настроенных матросов. До Февральской революции и весь период двоевластия, как отмечалось на VI съезде большевиков, матросы неохотно шли к ним, считая их «оппортунистами». После того как большевики провозгласили курс на «второй этап», у них всё меньше было необходимости завлекать массы «левизной». На это работали сам их стратегический курс и ход событий. Наоборот, они вынуждены были больше других открещиваться от подозрений в «левизне». А в текущей деятельности большевики должны были заботиться и заботились о том, чтобы разного рода левые провокации не сорвали главный курс. То есть большевики скорее не вели «борьбу за массы» в 1917 году, как это можно представлять было из учебников «Истории КПСС» советского периода, а, быть может, вели «борьбу с массами», с их левацкими настроениями, и это обеспечило у них им поддержку и победу в конечном счете. Здесь сыграло свою роль и то, что вообще, приступая к созданию партии, Ленин стремился идти «другим путем», имея в виду терроризм народников. И «большевизм воспринял при своем возникновении в 1903 году традицию беспощадной борьбы с мелкобуржуазной, полуанархической (или способной заигрывать с анархизмом) революционностью».

Однако об общем левом курсе большевиков в силу его больших последствий для истории спорили и ещё долго будут спорить историки в зависимости от ее новых поворотов, от новых революций и т.