Представители российского олигархата хорошо знакомы друг с другом, их отличают общая система ценностей и примерно одинаковый образ жизни. Так почему же не быть знакомыми представителям межнациональной наивысшей бизнес-элиты, которые могут покупать одни и те же автомобили, посещать одни и те же закрытые клубы и отдавать своих детей в одни и те же учебные заведения? Наконец, известно, что можно подкупить сотрудника правоохранительных органов. Соответственно, при большом богатстве обычно не составляет особого труда подкупить нескольких сотрудников и даже судью. Так почему при еще большем богатстве не позволить себе купить милицию или армию в целом? Ну а при максимально высоком благополучии возникает возможность купить правительство, и нет в этом ничего экстраординарного.
Где находятся пределы коррупции и волюнтаризма? Где лежат пределы заговоров? Таких пределов просто нет. И даже если человек не способен помыслить отсутствие таковых пределов, его неспособность вовсе не означает их наличие. Если скупщик целых структур обладает монополией на печатание денег, если он инициирует вполне законную эмиссию, то вряд ли на его пути окажутся какие-либо препятствия. Это нам показывает деятельность Федеральной резервной системы, которая не подчиняется правительству США. Нет здесь никакого перехода из реальности в сферу мистики. Есть всего лишь переход из реальности известного и почти повседневного в реальность надповседневного, нисколько не противоречащую ни законам физики, ни законам экономики, ни законам общественной жизни.
В реальной политике было множество всяких заговоров. Собственно, в том числе на заговорах строится политика. Так почему же глобальная политика обязательно должна быть лишена этой основы? Тот же преступный мир, варящийся в собственном соку, действующий, но никого не извещающий о своих действиях и не желающий за них брать ответственность, тоже является субъектом социальных процессов. Несмотря на его закрытость, никто не сомневается в его существовании и влиянии на жизнь непреступного мира, а вот в существовании глобального преступного мира сомневаются многие. Однако разница тут только в масштабах, а суть остается одна. Вызывающие у академического сообщества негативную реакцию гипотезы, выстроенные наподобие теории заговора, легко превращаются в теории, наполненные не домыслами, а фактами. Здесь не уместна вера («Вы верите в теорию заговора»), здесь уместны именно знание и здравый смысл.
Радикальная конспирологическая мысль утрирует идею заговоров, она слишком ее абсолютизирует и поэтому лишает человека, сообщество людей и даже целые нации субъектности, роли вершителей своих судеб, звания героев истории. Она лишает их истории, возвещает конец истории, а на место истории ставит игру – эту самую игру элит, которые договорились о тактике и стратегии совместных действий в попытке взять процесс человеческого развития в свои руки. Она предполагает концентрацию субъектности мира в одних руках.
Радикальная, отвлеченная от реальности конспирология вообще представляет собой парадоксальное явление. Она, создавая предельную абсолютизацию заговоров и возлагая на плечи заговорщиков все, что происходит в мире, наталкивается на непреодолимую преграду при объяснении собственного существования. Она не способна ответить на вопрос: «Как при таких серьезных силах, которые держат исторический процесс, произошла утечка информации и благодаря сведениям, которые вы транслируете, мы узнали правду?» Получается, что если мир держит один субъект, если он настолько силен, как утверждает самая радикальная конспирологическая мысль, если для него нет ничего неподконтрольного, то сама конспирология как тайное знание является следствием не сбоя системы, а работы все той же заговорщической системы. Вот он – парадокс радикального конспирологизма. Как конспирология, так и отрицающая наличие кукловодов и заговоров либеральная антиконспирология есть проявления редукции, упрощающей мировую событийность . Я уж не говорю про дешевую конспирологию (включающую в себя не подтвержденные доказательствами россказни о заговоре масонов или евреев), которая уводит в сторону от осмысления происходящих в мире событий. Одна мысль абсолютизирует теорию заговоров и доходит до крайности, а другая в своем нивелировании этих заговоров доходит до противоположной крайности.
Даже в либеральной мысли, которая умело отстраняется от неуважаемой «теории заговора», тоже можно найти элемент конспирологии. Так, далеко не каждый революционно настроенный либерал обладает доказательствами коррупции во властных эшелонах, но уверен в наличии коррупционных заговоров в правительстве России. Следовательно, он самый настоящий конспиролог.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу