— В таком случае, вероятно, палестинцы составят большую часть в этом государстве, и еврейское государство перестанет существовать, правильно?
— Я мечтаю об этом!
В дополнение к мечте, у него есть и кошмары.
— Для меня мысль, что в один прекрасный день я проснусь, а вокруг меня нет ни одного палестинца, это кошмар.
— Вы говорите по-арабски?
— Нет.
Это меня ошеломляет. Как люди, говорящие, что они любят палестинцев и посвятившие свою жизнь сохранению палестинской самобытности и культуры, даже не развлекают себя мыслью изучить эту культуру? Они знают Канта, они знают Ницше, они знают Сартра, они знают Аристотеля, но они не знают ни Корана, ни хадиса, ни самого арабского!
Я изучал Коран, я изучал хадис и я изучал арабский язык. Уди — любитель арабов. А я тогда кто?
Уди — еврей-самоненавистник иного сорта, нежели Гидеон Леви. Уди не израильский "патриот"; он не желает "Израиль Иисусов". Он не желает самого Израиля. Уди является нормальным самоненавистником. Он любит палестинцев не за то, кем они являются, так как он незнаком с ними, а за то, кем они не являются: они — неевреи. Они враги евреев, и это делает их прекрасным народом.
* * *
Через несколько часов я сижу в грузинском ресторане за столом с израильской ученой. Она насквозь левая и любит палестинцев настолько, что — она продолжает повторять мне, — это уже десять раз за последние полчаса на случай если я не расслышал, — что уже долгие годы она спит с палестинцем. Они не появляются в обществе вместе, но они занимаются сексом. Левый интеллектуал, сидящий с нами, очень этому рад и замечает в какой-то момент: "Я счастлив слышать это. Я знаю, с тобой все в порядке." Ее знание палестинской культуры равно нулю, но она делит с ней свою постель. Это вызывает уважение, не так ли?
Честно говоря, эти евреи заставляют меня скучать о палестинцах. Может быть, мне стоит посетить их только для того, чтобы прочистить голову.
Вифлеем, место рождения Иисуса, будет неплохо. Я не был там десятилетия. Поехали!
Палестинцы находят "Палестинскую Богоматерь" и 368000 сионистских колонизаторов.
Единственная моя проблема: кого или что, я посещу в Вифлееме — городе, где я никого не знаю?
Ну, я мог бы встретиться с палестинским министром туризма и древностей — Рулой Майа. Она, надо полагать, расскажет о народе, о любопытных местах, сокровищах и прочие истории.
Я иду к ней.
На двери министерства, так же, как у д-ра Ехаба, табличка гласит: "Государство Палестина".
— Я родилась в Иерусалиме, жила всю свою жизнь в Рамалле и после того, как вышла замуж, переехала в Вифлеем, — рассказывает она мне, пока я сижу в ее офисе. Рула, очень симпатичная женщина — христианка. Я могу судить об этом по картине на стене ее офиса: "Палестинская Богоматерь". Я никогда не слышал про Палестинскую Богоматерь, но я не слышал и о многих других христианских дамах и святых.
— Сколько христиан живет в этом городе?
— Общее христианское население в Палестине составляет 1.5 процента.
— Почему так мало?
— Христиане уехали в 2000 году.
— Почему?
— Думаю, причина в том, что большинство христиан относятся к среднему классу и они уехали из-за оккупации.
— Сколько жителей живет в этом городе и прилегающих районах?
— В районе Вифлеема живет примерно 180000, из которых 3500 являются христианами.
У меня нет желания снова пускаться в расспросы об исходе христиан из Палестины, я уже прошел через это с Ханан Ашрауи и знаю, что, не зависимо от фактов, всегда и во всем обвинят "оккупацию". И я меняю тему.
— Что бы вы чувствовали, будь здесь Гидеон Леви — человек, борющийся за права палестинцев?
— Не думаю, что он любит нас. Он — левый, борющийся против своего правительства, а не за нас.
— Хорошо ли, что в настоящее время ведутся переговоры о мире между израильтянами и палестинцами?
— Моя бабушка жила в Яффо, там она построила свой дом. И я не думаю, что это справедливо, когда люди вынуждены покинуть свою страну. Это несправедливо, даже если у нас будет соглашение с Израилем.
Она говорит о 1948 г. Она говорит о справедливости, такой, какую она бы хотела, с евреями, живущими где-нибудь в другом месте. Я стараюсь заставить ее быть точнее в своем заявлении.
— Вы предлагаете, чтобы евреи исчезли отсюда?
Она избегает мины. "Мы ведем сейчас мирные переговоры", — говорит она сухо.
— Но вы бы предпочли, чтобы евреи уехали?
— Мы ведем переговоры о мире.
Читать дальше