Махмуд рассказывает мне еще одну историю. Израильские военные самолеты повадились летать над его козами и стрелять их одну за другой. Я стараюсь вообразить себе мужа депутата Аелет Шакед, загоняющим коз на своем самолете F-16, бросая гигантские ракеты на бегущих животных.
Я спрашиваю людей, чем они зарабатывают на жизнь в этом месте, и они отвечают, что делают козьи сыры. Могут ли они дать попробовать для примера? Да они могут, что они и делают. Я пробою их сыр. Что вам сказать? Стоило сюда приехать только ради этого соленого сыра! Мне также дают большой кусок питы, которая хорошо идет с этим сыром, лучшей питы, когда-либо испеченной человеческими руками. В этом вопросе можете мне доверять.
Конечно на услугу надо отвечать услугой. И когда я спрашиваю своих хозяев, как они занимаются любовью в этом месте, если, конечно, они женаты, они просят меня об одолжении. Не могу ли я прислать им пару немок?
— Дай мне двух немецких женщин! — просит меня один из них, — женщинам не надо заниматься никакой готовкой пищи или чем-нибудь иным, просто лежать голыми и позволять себя трахать.
Мы стоим рядом с тремя большими резервуарами для воды, и я обещаю им трех голых немок к двенадцати пополудни назавтра, по одной голой блондинке верхом на каждом баке для воды. Мы от души хохочем по поводу секса с голыми немками верхом на баках для воды, но потом Атеф понимает, что образ страдающих бедуинов, который он пытается мне внушить, получается каким-то неправильным, и он просит меня не упоминать в репортаже часть, касающуюся голых немок. Что касается бедуинов, то их это мало заботит.
Я прошу Атефа отвезти меня в другой лагерь, который еще не уничтожен израильтянами.
Когда мы собираемся покинуть это место, я слышу, что история Хирбет аль-Махуль получает дальнейшее развитие. Адвокат, оплачиваемый государством Палестина, собирается вновь обратиться в Верховный суд Израиля, пытаясь возобновить дело. Сами бедуины, на самом деле, не имеют понятия, что здесь происходит, поскольку их делом занимаются НПО и Государство Палестина. И еще одна вещь, которую я обнаруживаю перед уходом. Они здесь никогда не жили. У них здесь есть только козы, но у них самих есть и другие места обитания. Где? Они указывают на горы впереди. Это позволяет объяснить, почему все, что я вижу здесь — это лачуга из гофрированного железа, балки и сложенная палатка.
* * *
Атеф везёт меня в другое стойбище, на этот раз, крестьянина, "живущего как бедуин", другими словами, нормального палестинца. Атеф и хозяин этого места берут меня на прогулку, чтобы показать свои владения, и пока мы ходим, я замечаю жену хозяина, сидящую на земле за починкой какой-то одежды.
Простой обход мне не достаточен. Мне надо больше. Как я могу добиться, чтобы хозяин и Атеф раскрылись и поведали мне то, чем они обычно не делятся с такими посетителями как я? Ну, женщина может мне здесь помочь. Я задам ей сокровенные вопросы и этим завоюю ее и заодно ее мужа с Атефом, чтобы перестали относиться ко мне как к все лишь еще одному иностранному журналисту.
Я прошу женщину рассказать мне о своем муже.
— Он очень хороший, очень добрый, — говорит она.
— Приведите мне пример его доброты, чем он хорош.
— Он очень хороший.
— Ну, какие, например, хорошие поступки он совершает для вас.
Она не может придумать чего-либо хорошего за исключением какого-то бормотания о хадже в Мекку.
— Он поцеловал вас сегодня? Он купил вам, скажем, мороженое?
Атеф тащит меня оттуда. Это не то, что он хотел бы, чтобы я видел и спрашивал. Мы садимся с хозяином в доме, и у меня есть к нему важный вопрос:
— Вы поцеловали свою жену сегодня?
— Я не помню, что я делал.
— Когда вы в последний раз поцеловали ее?
Атеф говорит, что я не должен такое спрашивать, поскольку рядом дети. Я игнорирую Атефа и спрашиваю нашего хозяина снова:
— Когда вы в последний раз поцеловали свою жену?
Он не знает, что говорить. Он не помнит последний поцелуй вообще. Атеф приходит к нему на помощь, говоря:
— Не отвечай на этот вопрос.
Через какое-то время, когда вокруг нас собирается еще несколько людей из округи, хозяин заявляет, что я еврей. Да, именно так.
Я говорю ему:
— Будь осторожен. Нельзя говорить такие вещи немцу!
А потом задаю ему грандиозный вопрос:
— Почему вы думаете, что я еврей?
Атеф объясняет очевидное:
— Вы хотите узнать каждую деталь. Вы пытаетесь создать проблемы между мужем и женой.
Я протестую.
Читать дальше