Тувиа Тененбом - Поймать Еврея

Тель-Авив, бульвар Ротшильда. Сейчас вечер пятницы, и светская молодежь Тель-Авива выплескивается на бульвар, демонстрируя прохожим свою молодую плоть. Бульвар Ротшильда — официальное название этой улицы, но ее истинное имя "Бульвар изобилия ног, задниц, грудей и мышц". Здесь у вас есть магазины мороженого из йогурта без сахара, которое в три раза дороже обычного мороженого из йогурта с сахаром. Здесь вы обнаружите бары, в каждом из которых имеется больше людей, чем есть в во всем Китае. Здесь молодежь, потягивающая импортную воду, дискутирует на живом иврите, который ни один переводчик не в состоянии правильно повторить.

— Смотрите, брат мой, — говорит мне молодой парень, — Вы должны понять, что здесь 90 процентов, вы меня слышите, брат мой, 90 процентов палестинцев хотят мира. Это факт, брат мой.

— Откуда вы это знаете?

— Поверьте мне, брат мой, я знаю!

— Но откуда вы знаете?

— Я вижу, брат мой! Собственными глазами, брат мой! Потерпите, брат мой, одну минуту. Вы знаете, палестинскую литературу, брат мой?

— Немножко того-сего.

— А я знаю, брат мой, и это моя любимая литература, брат мой! Это литература, которая проповедует мир. Вот почему я люблю ее, брат мой.

— Вы читаете по-арабски?

— Я? Нет, брат мой.

— Вы говорите по-арабски?

— Нет, брат мой. Откуда вы, брат мой?

— Германия.

— Красивая страна. Самая лучшая.

— Вы там были?

— Еще нет.

Немалое количество израильтян говорят на жаргоне "брат мой". Я стараюсь избегать их настолько, насколько могу. Я сажусь, чтобы что-нибудь выпить и прочитать последнюю статью Гидеона Леви о его визите в Хирбет аль-Махуль. Он описывает это место, как если бы это был лагерь смерти. Одинокий голодающий котенок, последний выживший из всех кошек. Истощенные, раненые, умирающие от жажды, голодные собаки, живущие на крошки лаваша, которые они добывают раз в два-три дня. Затем Гидеон переходит к описанию людей, самой грустной картине страданий, с какой вы, вероятно, столкнетесь в целой мировой литературе, и все, что я могу подумать об этом: "В какой именно момент истории журналисты получили лицензию печатать статьи на тысячу слов, не содержащие ни одного слова правды?"

Йегуда, польский еврей, переживший Освенцим: "Нам очень повезло, что Гитлер не вербовал немецких евреев в СС"

Наступило время, когда мне, наблюдателю людских слабостей, предстоит встретиться лицом к лицу с собственными слабостями. Я нахожусь в Израиле уже несколько месяцев, и все еще не заехал в город моего детства. Пора это сделать. Бней-Брак, самый ортодоксальный из городов Израиля, расположен в минутах езды от Тель-Авива, но между ними лежат целые миры.

"В Бней-Брак нет въезда в субботу и еврейские праздники", — говорит официальный дорожный знак на въезде в мой бывший родной город.

Ури, таксист из Лода, работающий в Бней-Браке в течении двух десятилетий, делится со мной своим мнением о городе:

— За все двадцать лет у меня не было никаких проблем. Пьяных здесь нет. Есть ситуации странные. Когда пара приходит вместе и садится сзади. Она просит телефон, но он не подает его напрямую ей, а только кладет между их сидениями, а она забирает его оттуда. В определенные периоды им нельзя касаться друг друга.

Он имеет в виду период, когда у женщины менструация.

— Я думаю, им не стоит вести себя так в присутствии незнакомых людей, и это единственное мое критическое замечание.

— А как в Лоде?

— В Лоде смешанное арабо-еврейское население.

— Как вы ладите там?

— Все эти двадцать лет я провожу весь день в Бней-Браке. Вот мой ответ.

Я выхожу в двух кварталах от моего дома детства. Я ожидаю увидеть апельсиновую рощу, ту, мимо которой я ходил в детстве каждый день. Но никаких деревьев здесь больше нет, нет апельсиновой рощи и нет апельсинов. Единственное, что здесь растет теперь, это большие здания и множество людей. Все они харедим.

А на том углу улицы раньше был газетный киоск. Теперь его нет. Газеты запрещены, а вместо газетного киоска здесь магазин по продаже париков для замужних религиозных женщин.

Я подхожу к дому, где вырос.

На другой стороне улицы у входа в дом моего тогдашнего соседа Хаима Каневского я вижу едва продвигающуюся очередь из людей. Я помню Хаима человеком небольшого ума и не обладающим какими-то особенными качествами. Зачем люди стоят в очереди, чтобы увидеть его?

— Чтобы получить его благословение, — поясняет мне женщина, заметившая, что я наблюдаю.