* * *
По дороге Атеф говорит мне, что прежде чем мы поедем в Хирбет аль-Махуль, нам следует встретиться с палестинским чиновником, отвечающим за израильские преступления на Западном берегу. Я просто счастлив. В конце концов именно с таким парнем я всегда мечтал познакомиться.
Мы проезжаем через район по имени Тубас. Не знаю, бывали ли вы там когда-либо, я нет. Но теперь побывал. Здесь стоят дома столь замечательного дизайна, что подобные им вы не увидите в самых богатых уголках Коннектикута. Я достаю iPhone, пытаясь сделать несколько фотографий, но Атеф говорит, чтобы я не фотографировал, и начинает гнать машину быстрее.
Да, да. Я его понимаю. Он здесь, чтобы показывать мне, какая у палестинцев несчастная жизнь из-за израильтян, и ему не надо, чтобы красивые дома затуманивали мое видение. Я сочувствую ему. Но дома слишком красивы, чтобы их не фотографировать. Видимо, я не самый вежливый немец. Вероятно, мои прадеды были австрийцами.
Мы подъезжаем к красивому зданию, официально называемому "Провинция Тубас и Северные Долины. Государство Палестина". Вылезаем из автомобиля и входим в здание. Мне полагается встретиться с Моатазом Бшара, чей официальный титул читается как "Директор Безопасности. Иорданская Долина", и его работа в настоящий момент, как я понял, заключается в том, чтобы объяснить мне, что израильтяне вгоняют палестинцев в нищету. Это непростое задание, учитывая, как выглядит его великолепный офис, но он, вероятно, личность сильная и знает, как с этим заданием справиться.
Атеф представляет ему меня и говорит: "Моатаз Бшара является должностным лицом, ответственным за регистрацию всех насилий, учиняемых израильтянами в Иорданской долине". Я не уверен, в чем заключаются обязанности Моатаза на самом деле, но думаю, что этот человек даст мне возможность выяснить, что же реально произошло в Хирбет аль-Махуль. Этот парень все это должен знать.
— Можете ли вы рассказать мне, что там произошло?
Моатаз крутит так и эдак, но в конце концов, признает, что Марион, французский дипломат, ударила израильского солдата после того, как встала с земли после падения, и что она это сделала потому, что солдаты ударили ее и других дипломатов первыми. Моатаз показывает на свой компьютер и говорит, что он может показать мне все это прямо сейчас, поскольку у него это все есть на видео. Моатаз полагает, что теперь-то я должен быть счастлив, потому что он ответил на мой вопрос, и даже сказал, что все это имеется на видео. Британский журналист, встреченный мной в Мадждал-Шамс, который самостоятельно решил, что друзы не получают противогазы, будь он здесь, был бы рад сообщению, что "все это есть на видео", не требуя никаких доказательств. Но поскольку я не британский журналист, то прошу Моатаза:
— Не могли бы вы, пожалуйста, проиграть это видео для меня? Я хочу его видеть.
Ах, какая жалость.
— У меня нет времени, — отвечает Моатаз, поскольку ему нужно уйти прямо сейчас.
Моатаз серьезно сбит с толку. Он знаком с другими европейцами, принимающими все, что он им говорит. Во имя Аллаха, что-то неправильно с этим немцем-Тоби.
* * *
Атеф говорит, что теперь мы можем ехать в Хирбет аль-Махуль. Когда мы подъезжаем к месту, я замечаю фургон организации MSF ("Врачи без границ"). Два человека из этой организации сидят рядом с парой бедуинов и собирают свидетельские показания, записывая их.
Каким образом MSF попала сюда и почему? Я не вижу вокруг раненых, только вполне здоровые арабы, и мне интересно, для чего здесь эти врачи. Они представляются мне. Федерико, Италия, помогающий арабским жертвам насилия со стороны поселенцев в этом районе, и Ева, Чехия, психолог.
Оба уважаемых доктора обращают внимание на озадаченное выражение моего лица при виде их и сразу же дают мне понять, что я не должен упоминать об их присутствии. "Мы должны держать низкий профиль,"- объясняет мне мужчина-врач. Я отвечаю, что они должны гордиться своей деятельностью здесь, и они меняют свою позицию. Когда же я спрашиваю, нельзя ли мне сфотографировать их прекрасные лица, они соглашаются.
Краткое и ясное содержание того, что эти двое здесь делают, заключается в следующем. Они стряпают болезнь, в которой можно было бы обвинить израильтян.
Да здравствует Европа.
Когда врачи MSF заканчивают свои дела с выселенными людьми, я, опытный агент, сажусь с этими арабами, чтобы послушать их историю и оценить уровень их травмы.
Главный из них, Махмуд Бшара, рассказывает мне историю своей жизни. "Через три года после оккупации", что означает 1967 г., он переехал в Израиль, чтобы там работать. В пустыню он вернулся в 1987 году. У него девять детей, семеро из которых имеют высшее образование.
Читать дальше