Глеб Павловский - Система РФ. Источники российского стратегического поведения - метод George F. Kennan

Санкции не причина кризиса, а новый образ мира для Системы РФ. Подобно режиму «капиталистического окружения СССР», глобальный режим санкций – вот имя ландшафта, куда готова вписаться Система РФ, не умеющая не быть мировой. Санкции – повод для новых радикализаций власти. В режиме санкций она будет искать для себя новый путь к глобальной идентичности.

Благодаря санкциям, Система РФ возобновила запас легитимности экстремального тонуса. Исчерпанный прежний мотив страха «народных масс» (в их сомнительной роли врага) заменился Повелителем Санкций – кем-то большим, чем Обама или Меркель. Система возвращается к ее естественной – чрезвычайной – основе.

Заявления Путина о «принуждении России к самоизоляции» – это отказ целиком разделить мифологию «крепость Россия». Миф, который летом 2014-го считал себя победившим, отклонен. Но отказ надо перевести из пассива в наступательную идентичность. Чтобы смиренно пойти на поклон к Западу, надо сперва «надрать задницу пиндосам»! И простой отказ от сползания к самоубийственной войне выдают за подготовку к фантазийному контрудару.

«Традиционную для России незащищенность» Кеннан объясняет соседством с более сильным, опасным, могущественным и организованным противником . Чувство незащищаемости евразийского пространства – от предстояния Москвы Европе, лучше организованной, чем мы. Кеннан диагностирует архаичность организации, не выдерживающей контакта на равных с системами западных стран. Запад опасен тем, что он управляемее, то есть культурнее . Отсюда он вывел русскую тактику защиты – борьбу на смерть без компромиссов.

Вопрос незащищенности Кеннан упростил. Но он позволяет лучше понять период 1990-х годов, когда угрозы со стороны Запада исчезли, но чувство угрозы не исчезло, а депривировалось. Исчез призрак угрозы Запада, и выяснилось, что в России хотят от Европы чего-то большего, чем безопасность.

Советский «образ врага» скрывал в себе амбицию слияния с Европой. В годы Горбачева они вырвались в утопический запрос, разрушительный для его медлящего реформизма. На рубеже 1980– 1990-х страх и недоверие к миру обернулись утрированным доверием к Западу с запросом на моментальную помощь. Внутри его содержалась скандальная для советского человека просьбак Европе реорганизовать русское пространство.

В начале 1990-х годов страна желала организации извне, силами Европы. Момент был недолог, но важен. Россия готовилась воспринять финальную форму реорганизации пространства, избавляющую ее от «кеннановской» неуверенности. Союз Европы с Россией ментально упразднял бы западную границу, конституирующую для русского оборонного сознания. Опасаясь себя, страна хотела, чтобы на ее пространство была наложена внешняя сетка надежных скреп, но не получила такого предложения.

Европа, объявив себя империей нормы, нормальности и права, возвела разницу в непреодолимый рубеж. Недотянутая президентом Медведевым идея «единого евроатлантического пространства» осталась непонятой даже для Евроатлантики. Идея общего пространства норм, где исчезает граница в ее старинно-русском, травмирующем смысле. Неудача травмировала Кремль дополнительно.

Россия откатилась к уязвленности и новой попытке построения обособленного «контревропейского» пространства. В этом откате заложена ревизия. «Уходя» из Европы, России надо «унести» побольше Европы с собой. Так, чтобы внутренняя территория стала достаточной для России «внутренней Европой». Так можно снова выстраивать новое евразийское или европейское (разницы в этом нет) – свое человечество внутри России.

Оттого любые территориальные компенсации для нас иллюзорны, фиктивны. Завышая ценность приобретения Крыма, ему придают символический вес всего утраченного европейского. Казахстан, Приднестровье, Белоруссия, Крым – лишь фантомные компенсации за похищенную у России Европу. Нам в России нужна Европа – как континуум неразрывного пространства «русского человечества».

Но что строить? Прежняя русская идея европейского человечества для нас уже невозможна – ни в форме коммунизма, ни в форме империи преемников Петра Великого. Россия пошла на смертоносный трюк: попытку собирать земли, не собрав даже прошлой русской культуры. «Сперва территории, потом (та или иная) идея» – так не бывает, и из собирания территорий идея не явится. Необходим новый универсальный мотив.