Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 2

Но если нельзя, но очень хочется, то можно. Можно если не вообще со всеми, то с аудиторией Рождественских Чтений. А хочется-то как! Не просто очень, а очень-очень. Чего именно хочется? А вот чего.

1) Снять зороастрийский фактор (стереть его, утаить etc).

2) Заявить после этого, что хилиазм — это плод подрывного иудейского духа, как и большевизм.

3) Опираясь на это ложное заявление, назвать плодом этого подрывного духа весь историзм, всю страсть по временной траектории, отличающейся от циклической.

4) Изъять эту историческую страсть из христианства, освободить христианство от иудейского мессианства.

5) Тех же, кто станет утверждать, что историческая страсть — это суть христианства, обвинить в приверженности хилиастической ереси.

6) Освободившись таким образом от необходимости отвечать оппонентам, заявить, что историческая страсть — это не суть христианства, а хилиастический иудейский полип на его теле. И что Блаженный Августин, воспользовавшись единственно подлинно верным учением Платона—Плотина как хирургическим инструментом, удалил этот полип. А нынешние российские последователи Блаженного Августина, учась у него проведению подобных хирургических операций, должны довести дело Блаженного Августина до конца и с помощью того же хирургического инструмента изъять всю опухоль Исторического во имя излечение христианства…

Вот в чем философско-политический смысл борьбы с хилиазмом. Смысл, утаиваемый теми, кто хочет протянуть нить от иудейского хилиазма к иудейскому же большевизму.

Этим хирургам надо обязательно расширить операцию, распространив ее на иудейское же «тлетворное Историческое».

Им обязательно надо сказать, что историческое — это не сверхтонкая пленка, концентрирующая в себе волю к развитию и объемлющая культуру как таковую. Нет, историческое, как и хилиастическое (а также большевистское, революционаристское etc), — это иудейская порча, плесень, которую надо побыстрее извести на корню. Вот они — хирургические инструменты, изготовленные Платоном и Плотиной! Берите, пользуйтесь! Августин ведь пользовался! А вы, имея этот опыт, «ни бе ни ме».

Называется это — науськивать. Науськивать на иудеев? Не думаю. Науськивают, конечно же, на Историческое как таковое. А иудеи — повод. Причем — наиважнейший. Не наклеишь на лоб историзма шестиконечную звезду… Как по нему тогда долбануть из всех информационных калибров? А ведь как хочется!

Впрочем, я не психологией занимаюсь. И разбирать, в какой степени первичны чувства к «погубителям слонов», а в какой — чувства к триаде «большевизм — хилиазм — историзм», не намерен. А вот смысл игры и ее характер обсудить абсолютно необходимо.

Я не знаю, в какой степени Маркс и его последователи в своих страстях по истории («из царства необходимости — в царство свободы») были ведомы иудейским мессианством. Огромное большинство этих людей порвало с конфессией под названием «иудаизм» и противопоставило себя этой конфессии. А значит, и народу. Отец одного моего знакомого рассказывал сыну, как община наседала на дедушку с бабушкой: «Вразумите Моню! Он из приличной семьи! Ну что он, как сумасшедший, бегает с маузером по улицам!» Но, может быть, разорвав с конфессией, они не разорвали с народом. А может быть, некий мессианский дух, свойственный их народу, приобрел модифицированный светский облик… В принципе такое возможно.

Но я знаю, сколь глубоки корни другого мессианства — русского. Как дышит все тут страстью по историческому пути и историческому же избавлению. Как велико здесь жадное и страстное любопытство к новому, неизведанному и неиспытанному, предельному и спасительному. И русский, и еврейский народ причастны «историкуму» — этой самой сверхтонкой и спасительной пленке исторически страстного человечества.

Религиозное мессианство не терпит наличия мессианского религиозного конкурента. Это породило сложности в отношениях мессиански настроенных иудеев и мессиански же настроенных русских православных людей. Может быть, корни небезоблачности этих отношений еще глубже. Не знаю. Не это мне интересно. И, в любом случае, я меньше всего хочу превращать огромную сложность этих отношений в сусальный розовый примитив. Я даже не хочу сказать, что, сбросив конфессиональные обличия, два мессианства, русское и еврейское, нашли свой общий знаменатель в марксизме и коммунизме. И слились в экстазе беспроблемной и безоглядной любви друг к другу. Возникли новые сложности. Да и память о старых никогда не исчезает бесследно.