Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Давно уже стало ясно, что эту весть никто и никогда не принесет к мавзолею. Да едва ли там еще долго задержится и сама мумия вождя, заявившего еще в 1918 году, что победа мирового коммунизма обеспечена.

Еще в середине восьмидесятых годов мы верили (очень многие), что стоит „вернуться к Ленину", и ускользающая коммунистическая жар-птица победы вновь окажется в на­ших руках. Даже реформатор М.С.Горбачев, выступая на По­литбюро ЦК КПСС в октябре 1987 года, убежденно заявил, что нужно „перекинуть мост от Ленина, связать ленинские идеи, ленинские подходы к событиям тех лет с делами сегод­няшних наших дней. Ведь эта диалектика, с которой решал вопросы Ленин, — это ключ к решению нынешних задач".

Дело в том, что стараниями партийной пропаганды в на­шем сознании Ленин жил как человек, осуществивший исто­рический прорыв к новой, справедливой жизни, как творец нэпа, как идеолог кооперативного плана, инициатор мирного сосуществования, неустанный борец против бюрократизма… Нам никогда не разрешали думать над реальностью этих ми­фов. Ибо массовый каток большевистской Системы сплющил личность, вдавив ее в одноцветный монолит, горделиво име­нуемый „массы".

Мы не задумывались над тем, что октябрьский „прорыв" 1917-го в значительной мере был контрреволюцией по отно­шению к Февралю. Исторический шанс, появившийся в свя­зи с Февральской революцией, всенародным представитель­ством в форме Учредительного собрания естественным разно­мыслием и многопартийностью, был ленинцами безжалостно ликвидирован.

Мы не хотели понять, что нэп был не экономической стратегией, а лишь вынужденным тактическим маневром в результате сокрушительного краха подлинно ленинского курса „военного коммунизма". Ленин не только не является инициатором нэпа, а наоборот, человеком, который долго ему сопротивлялся. Выступая 5 декабря 1919 года на VII Всероссийском съезде Советов, когда уже витал призрак нэпа, Ленин с пафосом заявил, что тот, кто хочет „свободы торговли хлебом", ошибается. „Против этого мы будем бо­роться до последней капли крови. Здесь не может быть ника­ких уступок". На пороге нэпа Ленин и не думал о нем!

Мы не понимали, что, несмотря на некоторые общие вер­ные рассуждения о кооперации, линия Ленина, его курс все­гда были антикрестьянскими. Хотя и без Ленина, в 1916 году кооперативное движение (в различных формах) в России на­считывало десять миллионов пятьсот тысяч членов! Самой ставкой на решающую роль рабочего класса, диктатуру про­летариата Ленин обрекал крестьянство на роль строитель­ного материала того сияющего здания коммунизма, которое вождь уже давно построил в своей голове. Именно его усили­ями кровавая Вандея классовой борьбы была развернута и в российском крестьянстве. Были обычными ленинские советы типа того, который он давал исполкому в Ливнах: „..органи­зовать бедноту везде, конфисковать весь хлеб и все имуще­ство у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все из­лишки хлеба". То был путь к ленинскому кооперативному плану и социалистической индустриализации. Расстреливали для этого, по словам вождя, тысячами.

А ведь еще в 1916 году, когда социалист Хеглунд был посажен на несколько месяцев в тюрьму за пораженческую пропаганду, Ленин в письме к А.Коллонтай по этому поводу восклицает: „Свирепость неслыханная, невероятная!!!"

У Ленина были разные критерии оценки поступков: для других — одни, для себя — другие.

Мы не учитывали, что мирное сосуществование стало вынужденной необходимостью, когда рухнула ставка на не­медленный штурм капиталистической цитадели. Как писал в неопубликованных воспоминаниях А.А.Иоффе — крупный дипломат ленинской школы, „мировая революция казалась (и действительно была) столь близкой, что всякое соглашение с буржуазией считалось весьма недолговечным и было поэто­му совершенно безразличным. Важно было не то, чего до­бьешься в переговорах с буржуазией, а только то, чтобы и переговоры, и сам договор действовали максимально революционизирующе на широкие массы… как бы для вящего под­черкивания своего безразличия к содержанию этих догово­ров и уверенности в их недолговечности. Владимир Ильич, когда я по окончании переговоров приносил ему переплетен­ный экземпляр договора, хитро прищурившись, похлопывая по крышке переплета, спрашивал: „Ну, а что, много тут гадо­стей понаписали?"