Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

— Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Ан­дропова? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Я ви­дел, как он у меня в гостях не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли.

Андропову, как человеку страдавшему тяжелым поражением по­чек, действительно еду готовили без соли. Пил он только чай или минеральную воду. Вместо более полновесной пищи ему несколько раз в день приносили протертое яблоко.

Чазов удивился звонку Леонида Ильича. Во-первых, он не раз рассказывал о болезни Андропова, но Брежнев всякий раз отмахивал­ся: «Юрий работает больше, чем все здоровые члены политбюро». Во-вторых, Брежнев давно утратил интерес ко всему, что не касалось его лично.

Чазов дипломатично ответил, что Андропов действительно тя­жело болен, но лечение позволяет стабилизировать его состояние и Юрий Владимирович вполне работоспособен.

— Работает он много, — согласился Брежнев, — но вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать. Идут разговоры о том, что Андропов обречен. А мы на него рассчитываем. Ты должен четко доложить о его возможностях и его будущем.

Слова Брежнева были плохим сигналом. Здоровых людей среди членов политбюро было немного, но состояние их здоровья оставалось для всех секретом. Если же о ком-то стали говорить как о больном человеке, то ему следовало думать о переходе на покой.

Вскоре Чазову позвонил и сам Андропов. Он был очень встре­вожен и просил академика о помощи:

— Я встречался с Брежневым, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он мог бы мне помочь. Ви­димо, кто-то играет на моей болезни и под видом заботы хочет пред­ставить меня тяжелобольным, инвалидом. Я прошу вас успокоить Бреж­нева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.

Но возможно, генеральный секретарь уже сделал для себя ка­кие-то выводы.

Бывший секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов рассказывает, что в середине октября 1982 года его вызвал Леонид Ильич.

— Видишь это кресло? — спросил Брежнев, указывая на свое кресло. — Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого.

Перед смертью Брежнева в Москве отметили возросшую актив­ность украинского секретаря Щербицкого. Он часто звонил и встре­чался с председателем КГБ СССР Федорчуком. Андропову об этом сооб­щали. В аппарате знали, что Брежнев ценил и поднимал Щербицкого, говорил, что Владимир Васильевич станет следующим генеральным се­кретарем. Щербицкий мог всерьез отнестись к словам генерального секретаря. А Юрий Владимирович Андропов знал, как много в таких кадровых делах зависит от КГБ.

Разговоры о Щербицком вызвали настороженность в политбюро: выходцев с Украины московские аппаратчики опасались. Помнили, как хамовато вел себя Алексей Илларионович Кириченко, которого Хрущев взял из Киева на роль второго секретаря ЦК КПСС, но, увидев, что тот не тянет, быстро с ним расстался. Безмерно амбициозный и фан­тастически бесцеремонный Николай Викторович Подгорный, еще один бывший первый секретарь ЦК компартии Украины, тоже оставил по себе плохую память, потому что позволял себе в унизительной форме раз­говаривать даже с членами политбюро.

Щербицкий был человеком более деликатным, знал эти настрое­ния и старался их учитывать, постоянно спрашивал своих помощников:

— Ну а что по этому поводу думают «московские бояре»? Быв­ший член политбюро Гришин тоже считал, что

Щербицкий был самым близким человеком к «Брежневу, который, по слухам, хотел на ближайшем пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого ге­неральным секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность пред­седателя ЦК партии. Осуществить это Л.И. Брежнев не успел. Недели за две до намечавшегося пленума ЦК он скоропостижно скончался...».

Возможно, это всего лишь версия.

В первый раз Брежнев заговорил о своем уходе на покой зна­чительно раньше. В апреле 1979 года Брежнев вдруг сказал начальни­ку своей охраны Александру Рябенко:

— Хочу на отдых.

Рябенко думал, что генеральный секретарь собрался в отпуск. А выяснилось, что Брежнев завел речь об отставке. Черненко собрал политбюро. Брежнев сказал, что ему пора на пенсию. Все выступили против, единодушно твердя, что надо генеральному секретарю создать комфортные условия для работы, проследить, чтобы он больше отды­хал. Брежнев согласился остаться на своем посту. Но настроения у Леонида Ильича, видимо, менялись.