Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

О Якубовском, двухметровом гиганте, ходили легенды. Вполне серьезно рассказывали, что, когда Якубовскому докладывали о случа­ях попадания в вытрезвитель офицеров, он искренне возмущался и ни­как не мог понять:

— Ну, выпил свои восемьсот грамм. Чего шуметь? Иди себе ти­хонько домой...»

Через два года после переезда Федорчука в Киев по всей Украине прошла волна арестов диссидентов. Многие из них после перестройки стали видными деятелями культуры, депутатами укра­инского парламента.

Поводом стало задержание туриста из Бельгии, которого на­звали эмиссаром ОУН — Организации украинских националистов. Он пы­тался ввезти в страну издания на украинском языке, судя по всему совершенно безобидные.

«Федорчук начал планомерную работу по искоренению «инако­мыслия» и всякой «идеологической ереси», — вспоминает Врублевский. — К этому он был хорошо подготовлен, и его тяжелую руку вскоре по­чувствовали многие... Снова стали печь «дела». Серьезный удар был нанесен по хельсинкскому движению, инакомыслию, национально созна­тельной оппозиции. Федорчук на этом «заработал» орден Ленина. Вме­сте с идеологическим, моральным террором, вводимым секретарем ЦК КПУ по идеологии Маланчуком, репрессивные методы КГБ создавали тя­желую атмосферу...»

Виталий Федорчук проработал на Украине почти двенадцать лет и пользовался полным благорасположением Брежнева. Андропов не спе­шил представлять Федорчука к званию генерал-полковника. Брежнев напомнил Юрию Владимировичу, что пора это сделать. И все благодаря Циневу, который к тому времени стал первым заместителем председа­теля комитета.

«Под руководством Федорчука очередная попытка национального возрождения была ликвидирована, — пишет Врублевский. — Задача, по­ставленная Москвой перед Виталием Васильевичем, была выполнена. Убежден, что перевод Федорчука в Москву с облегчением восприняли на Украине не только творческая интеллигенция, но и лично Щербиц­кий. Думаю, что он не мог забыть то, что к снятию его предшествен­ника с должности Федорчук тоже приложил руку».

Михаил Сергеевич Горбачев вспоминает:

«Когда я спрашивал Юрия Владимировича, как работает его преемник, он нехотя отвечал:

— Знаешь, я разговариваю с ним только тогда, когда он мне звонит. Но это бывает крайне редко. Говорят, поставил под сомнение кое-какие реорганизации, которые я провел в комитете. В общем, де­монстрирует самостоятельность, хотя, как мне передают, очень сори­ентирован на руководство Украины. Но я не влезаю.

И это понятно, потому что председатель КГБ выходил прямо на генсека, да и выбор Федорчука был сделан самим Брежневым».

Может быть, Андропов был слишком мнителен, но у пего, види­мо, были основания остерегаться своего преемника.

«Переселившись в бывший кабинет Суслова, — пишет Валентин Фалин, — Андропов некоторое время остерегался вести в нем, особен­но вблизи телефонных аппаратов, разговоры, задевавшие персоналии. Он даже объяснял в доверительной беседе почему: со сменой предсе­дателя КГБ новые люди пришли также и в правительственную связь. Похоже, Андропов обладал кое-какими познаниями насчет возможно­стей, которыми располагала эта служба для негласного снятия инфор­мации».

Страна и мир гадали, что принесет с собой новый секретарь ЦК КПСС, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что второй по значимости кабинет на Старой площади занял тяжелобольной человек, чье время на самом деле уже истекало. Генерал Вадим Кирпиченко вспоминал, что Андропов угасал на глазах. Гулять он не любил, превратился в кабинетного человека. В последнее время, еще в КГБ, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему трудно было читать. Он просил помощников читать ему вслух.

Крючков и его заместитель генерал Виктор Федорович Грушко приехали к Андропову на доклад. Юрий Владимирович встретил их со стаканом воды в руке, он явно запивал очередное лекарство.

— Как у вас дела в лесу? — с нескрываемой тоской в голосе спросил он. — Как бы я хотел посидеть у пруда, среди зелени и цве­тов.

Годы работы в КГВ не пошли ему на пользу. Валентин Фалин пишет, что, «вращаясь в замкнутом, отрицательно заряженном про­странстве, Андронов сильно менялся сам». В нем усилились недовер­чивость, подозрительность, мнительность и мстительность.

Брежневу намекнули, что Андропов слишком болен и не в со­стоянии руководить страной. Леонид Ильич позвонил академику Чазо­ву, отвечавшему за медицинское обслуживание партийно-государствен­ной верхушки: