Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

Как мы знаем, идея создания «союза четырех» как ядра будущего Союза позже звучала не раз, особенно в речах Ельцина. Правда, к Беловежью, к Вискулям она не привязывалась. Да это и не было принципиально — в конце концов подписать соглашение можно было и в другом месте.

В своем рассказе о памятных событиях Кравченко «сократил» число «беловежских зубров» с трех до двух: белорусская сторона, по его словам, не играла там какой-то сколько-нибудь важной роли. Спикеру белорусского парламента Станиславу Шушкевичу Кравченко он вообще дает довольно пренебрежительную характеристику:

«Шушкевич никогда не стремился к суверенитету и независимости Беларуси. По своей ментальности он всегда боялся политической самостоятельности, умудряясь на каждом витке своей карьеры найти для себя влиятельного патрона… Осенью 1991 года из всех руководителей союзных республик Шушкевич был самым последовательным приверженцем Союза. В сентябре он даже позволил себе сделать довольно резкое заявление с критикой российского руководства, политика которого, по его мнению, может «помешать подписанию Союзного договора». В октябре вместе с Горбачевым подписал обращение к украинскому парламенту с призывом поддержать заключение нового Союзного договора. И только в середине ноября, когда Станислав Станиславович понял, что сила не на стороне Горбачева, он, не терзаясь сомнениями, переметнулся на сторону Бориса Ельцина».

Так что, заключает Кравченко, главными игроками в Вискулях были, безусловно, Кравчук и Ельцин. Украинский лидер стремился добиться для своей страны полной независимости, российский же президент — так, по крайней мере, считает Кравченко, — надеялся сохранить «хоть какое-то подобие Союза».

При всем при том, как считает бывший белорусский министр, хотя Шушкевич и Кебич были в том раскладе второстепенными фигурами, это вовсе не означает, что они не знали, зачем они едут в Беловежскую пущу.

Еще одна деталь. В самолете по дороге к месту главных событий Кравченко от своего российского коллеги Андрея Козырева, как он говорит, впервые услышал, что в Вискулях должна состояться не простая встреча — планируется подготовить и подписать документ, «который бы определил и зафиксировал сущность происходящих на наших глазах государственных процессов». Кравченко поинтересовался, есть ли уже какие-то наработки для этого документа. Козырев ответил, что никаких наработок, никаких проектов российская сторона заранее не готовила. На предположение Кравченко, что в таком случае в Вискулях их ждет нелегкая работа никак не меньше чем на неделю, Козырев «только улыбнулся».

В Вискули приехали около пяти вечера (напомню — 7 декабря). В каждой из трех делегаций было по пять-шесть «основных» членов. Белорусский премьер Кебич взял с собой «сверх штата» еще нескольких силовиков: председателя КГБ Эдуарда Ширковского, командующего Белорусским военным округом Анатолия Костенко и председателя таможенного комитета Геннадия Шкурдя. Зачем это было сделано? Как полагает Кравченко, Кебич, «хотел иметь силовиков под рукой — мало ли как прореагирует Москва и какие начнут оттуда поступать приказы».

Тревожился не один Кебич. «Тревога ощущалась в репликах буквально каждого участника встречи, — пишет Кравченко. — Все чувствовали себя неуютно. Время от времени звучал довольно мрачный юмор:

− Ну что, собрались все вместе?! Вот тут можно сразу всех и накрыть одной ракетой.

Полушутя говорили о высадке десанта, о том, что Горбачев может пойти на применение силы».

В отличие от Кравчука бывший белорусский министр иностранных дел пишет, что переговоры начались — да, собственно говоря, в значительной степени и завершились (были приняты некоторые принципиальные решения) — еще за ужином 7 декабря. Причем ужин был «нормальный», с выпивкой.

Петр Кравченко:

«Разговор начал Ельцин, заявив, что старый Союз больше не существует и мы должны создавать нечто новое. Помню, Кравчук криво усмехнулся, выслушав эту преамбулу. Он сидел прямо напротив Ельцина. Завязалась дискуссия, острая по сути, но вполне спокойная по форме. Ельцину оппонировал в основном Кравчук, остальные больше помалкивали.

У Кравчука было приподнятое настроение — в тот день он подстрелил кабана. Украинцы прилетели в Пущу раньше нас с россиянами, и сразу же отправились на охоту. Охотой это можно было назвать с большой натяжкой. Кравчук с вышки расстрелял привязанного за ногу кабана. (Сам Леонид Макарович об этом своем подвиге пишет несколько иначе: дескать, кабанчик от него «ушел». — О.М.) Но он был возбужден, радостен и, поднимая чарку, с невинной улыбкой хоронил инициативы Ельцина одну за другой. (Не по одной, стало быть, опрокинули чарке. — О.М.)