Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

По предложению белорусского лидера местом нашей встречи была избрана Беловежская пуща, заповедник в Брестской области неподалеку от польской границы. До декабря 91-го я там никогда не бывал, зато много о Пуще слышал: еще во времена Хрущева в беловежских охотничьих угодьях устраивали охоту для высоких должностных лиц, в том числе и для важных зарубежных гостей. Пуща оказалась действительно сказочным местом, но у нас времени на любование пейзажами не было.

7 декабря поздно вечером мы все собрались в резиденции «Вискули»: Борис Ельцин, Станислав Шушкевич, я, два премьера — Владимир Кебич и Витольд Фокин, а также российский госсекретарь Геннадий Бурбулис. За ужином решили официальные вопросы отложить на утро. В десять утра 8 декабря мы сели за стол переговоров. Полностью описывать те события не вижу смысла. Остановлюсь на ключевых, с моей точки зрения, эпизодах. Безусловно, все присутствующие знали об итогах недавнего референдума в Украине. Но я считал принципиальным максимально широко познакомить своих коллег по переговорному процессу с тем, что произошло в нашей стране несколькими днями раньше. Вскоре я убедился, что не ошибся. Даже не ожидал, что россияне и белорусы будут столь поражены результатами голосования, особенно в традиционно русскоязычных регионах — в Крыму, на юге и востоке Украины. То, что подавляющее большинство неукраинцев (а их в республике было около 14 миллионов) столь активно поддержало государственную независимость, оказалось для них настоящим открытием.

Это, как мне кажется, и стало поворотным моментом сложной встречи. Именно тогда мы все подсознательно почувствовали, что сегодня будет решена дальнейшая судьба Союза. Ельцин ничего не говорил, но смотрел на меня выжидательно. Очень красноречивым был и взгляд Шушкевича. Тогда я предложил перейти к непосредственному обсуждению будущего соглашения и ознакомил присутствующих с разработками моей команды. Обсуждение, продолжавшееся более двух часов, оказалось бурным и трудным. Как всегда бывает в подобных случаях, появился камень преткновения: имеют ли три государства право принимать решение о роспуске Союза, если создан он был с участием большего количества стран? После долгих дискуссий и консультаций с юристами мы наконец нашли компромисс.

Как известно, именно Россия, Украина и Белоруссия стояли у истоков создания СССР, следовательно, указанные республики имели историческое право задекларировать процесс ликвидации этого государственного образования и сформулировать фундаментальные принципы нового образования. При этом была признана необходимой ратификация договора парламентами и предоставление возможности присоединения к нему другим республикам.

Дальше работа пошла веселее. Участвовали в обсуждении все, роль добровольных «писарей» взяли на себя я и Бурбулис. Когда тяжкий труд был завершен, все мы почувствовали большой подъем… Когда я смотрел на эти несколько листов бумаги, на которых еще не высохли чернила, я начинал осознавать: мы не только подписали соглашение. Мы только что написали новый раздел истории».

В общем-то, в приведенном рассказе Кравчука — довольно сильное отклонение от истины, как все происходило в Вискулях. В памяти бывшего украинского президента, по-видимому, произошло некоторое смещение событий во времени. По рассказам других свидетелей, — а их, пожалуй, большинство, — оживленное обсуждение ситуации началось уже за ужином 7-го. И про украинский референдум Кравчук рассказывал тогда же, а не следующим утром (хотя, в общем-то, о референдуме и без рассказа Кравчука всем было достаточно хорошо известно). Я уж не говорю о том, что черновой текст Беловежского соглашения был подготовлен ночью с 7-го на 8-го, так что говорить, будто «поворотный момент» переговоров обозначился лишь 8-го, довольно странно.

«Но мы должны были идти дальше, — пишет в продолжение своего рассказа Кравчук. — Естественно, необходимо было сообщить Горбачеву, хотя по понятным причинам информировать президента СССР добровольно никто не вызвался. Коллегиально решили поручить этот весьма деликатный вопрос Станиславу Шушкевичу как хозяину встречи. Бориса Николаевича мы уполномочили непосредственно поговорить с Михаилом Сергеевичем в Кремле 9 декабря.

Вдруг Ельцин предложил позвонить президенту США Джорджу Бушу и сообщить ему о наших переговорах и их результатах. Мы не возражали, понимая, что Ельцин (еще не забывший август 91-го) хотел застраховаться от возможных неожиданностей. Кстати, позднее из «Вискулей» президент России сделал еще один звонок — министру обороны СССР Евгению Шапошникову и заручился его поддержкой на случай чрезвычайных обстоятельств».