Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Но до этого ещё три года. А пока двуличие Александра никакой пользы России не приносит. Напротив, Наполеон, покинутый союзником, на чью помощь так рассчитывал, всё равно победил, но, во-первых, узнал истинную цену слова российского императора (что стало концом доверительности в союзных отношениях); во-вторых, после блистательной победы над Австрией лучшую часть Галиции, на которую всегда претендовала Россия, отдал полякам. Это было справедливо: русские французам не помогли, поляки же заплатили за Галицию своей кровью, отважно сражаясь в рядах наполеоновской армии.

Но Александр увидел в этом потенциальный отказ Наполеона от их совместного решения никогда не возрождать независимость Польши. Эта страна и всегда-то его тревожила, а теперь, практически уже наполовину восстановленная, стала предметом непрекращающихся подозрений. Именно после войны 1809 года отношения России и Франции, а точнее – Александра и Наполеона, прошли ту роковую точку, которую в авиации называют точкой невозврата.

О франко-австрийской кампании подробно рассказывать не буду: в ней важны позиция России (о ней уже было сказано) и результат, который приблизил, можно даже сказать – предопределил, военное столкновение держав, едва не поделивших между собой мир.

Война началась 9 апреля, и, хотя австрийцы на этот раз действовали с небывалой смелостью и воодушевлением, уже 8 мая Наполеон победителем въехал в Вену… В одном из предшествовавших победе сражений император был ранен в ногу. С него сняли сапог, сделали наскоро перевязку, он тотчас приказал посадить себя на лошадь и строго запретил говорить о своей ране. Когда бой закончился и войска приветствовали своего вождя, он улыбался, скрывая страшную боль. Австрии эти бои (до главного сражения дело ещё не дошло) стоили около шестидесяти пяти тысяч человек убитыми, ранеными, пленными, пропавшими без вести.

Но австрийцы не смирились с потерей столицы. Предпринятая ими попытка разгромить Наполеона в битве при Эсслинге многими была воспринята как первое военное поражение Бонапарта. Хотя для другого военачальника это было бы победой: два дня французы на равных сражались с вдвое превосходящими силами австрийцев и вышли из битвы в состоянии боевой готовности. Но при Эсслинге Наполеон потерял самого близкого из друзей – Жана Ланна. О его гибели я рассказывала. Уже через месяц австрийцам придётся дорого заплатить за эту смерть…

В битве при Ваграме император французов наголову разбил австрийскую армию и превратил ещё недавно могущественную державу в своего покорного вассала. Эта битва принесла ему славу сравнимую только со славой победителя при Аустерлице. Но именно после Ваграма он, кажется, утратил способность адекватно оценивать свои и чужие силы и мечта о мировом господстве превратилась в его сознании в реальную, вполне достижимую цель…

«Через пять лет я буду владыкою мира», – говорил он в 1811 году. «Император сошел с ума, окончательно сошел с ума!» – ужасался морской министр вице-адмирал Дени Декрэ, один из самых преданных Наполеону людей. И был недалёк от истины. Никогда никто из великих завоевателей, ни ассириец Саргон, ни македонец Александр, ни римлянин Цезарь, не оповещали мир о конкретных и таких коротких сроках установления своего мирового господства.

Стоит ли удивляться? Да, он был гений. Но – и человек. Потому и не смог не поддаться пьянящему восторгу побед, не смог устоять против как искреннего восхищения, так и лицемерной лести окружающих. Разумеется, отделять лесть от правды он умел. Но слишком лучезарной, слишком ослепительной была правда. Он, Наполеон Бонапарт – самодержавный император громадной Французской империи, включающей в себя почти всю Европу. Казалось бы, пришло время остановиться. Но как раз этого-то он не то что не хотел – не мог…

Его маршалы, его генералы, его приближённые знали: тот, кому они обязаны всем, продолжает работать как одержимый – обдумывает план новых кампаний, которые должны принести ему новую славу. А им? Они честно служили ему, проливая кровь. Им посчастливилось, они – живы, они не разделили (пока) судьбу Ланна, Дезе, Бессьера, Клебера.

Теперь им хотелось пожить для себя, хотелось воспользоваться плодами своих (его!) побед. Но – знали – он не даст. По его повелению (прихоти! капризу!) им придётся бросить блистательный, праздничный Париж и снова идти под пули… Многие, слишком многие сподвижники Наполеона считали, что уже после Аустерлица пора было остановиться: могущество Франции казалось им гарантией её (и их) благополучия.