Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Для того чтобы повидаться со мною, приехал в Остёр к сёстрам брат мой Сергей. Как в далёкие годы детства, мы каждый день ходили купаться в реке Остре, но теперь мы уже были не 7–15-летние мальчики, а всего уже навидавшиеся и испытавшие в жизни, но ещё полные сил и неутомимого желания работать люди, приближавшиеся к 70-летнему возрасту (мне шёл уже 67-й год, а Серёже — 69-й). С трогательной привязанностью и любовью относился Серёжа к сёстрам, особенно было о чём вспоминать нам с Верой, которая в годы нашей учёбы в Козельце заменяла нам нашу мать.

После 1936 г. я больше уже не виделся с Серёжей, и до меня мало доходило вестей о последних годах его жизни. Только в 1955 г., в связи с моим 85-летием, я получил письмо от старшей из внучек Сергея, в котором она писала:

«Уважаемый Захар Григорьевич! Вы, вероятно, не помните девочку, которую Вам приходилось видеть более двадцати пяти лет тому назад, когда Вы приезжали в Харьков и гостили у Вашего брата в Высоком посёлке. С тех пор прошло много перемен. Тогдашняя маленькая девочка уже сама имеет 2-х девочек, закончила медицинский институт и работает коммунальным санитарным врачом, занимается планировкой населённых мест и охраной атмосферного воздуха в Харьковской области. Этой девочкой была я.

Может быть Вам, имеющему позади большой путь врача, учёного, деятеля санитарно-гигиенического дела, будет приятно получить приветствие от молодого врача, только недавно вступившего на этот путь.

Сообщаю Вам о последних годах жизни моего дедушки и бабушки и об их семье. Последний раз Вы видели брата в 1936 году — за 4 года до его смерти. Последние годы он всё время болел. Ему нужно было закончить операцию, связанную с удалением простаты. Первый этап этой операции он сделал, но от последующих этапов категорически отказался. Очень боялся операции. Разрастание простаты и послужило причиной постепенного угасания организма, в конце концов, приведшее к тяжёлой уремии.

Последний год жизни его был омрачён ещё тем, что он почти полностью потерял зрение (катаракта), даже увеличительное стекло, кроме очков, с помощью которого он пытался читать, не помогало ему, это подкосило его морально.

У него появилось какое-то безразличие ко всему, так несвойственное его глубокой натуре, необыкновенно большой душе, пытливому уму натуралиста. Мне легко писать Вам так о нём. Только тот, кто не знал его близко, счёл бы, может быть, мои слова за идеализацию и высказывание не беспристрастно, но Вы ведь знали его больше меня, ближе знали его внутренний мир, и у Вас эти слова найдут отклик. Для меня и прежде, и теперь облики дедушки и бабушки являются идеалом лучшего; и впоследствии людей, подобных им, я уже не встречала.

Но буду продолжать. Единственное, что несколько развлекало деда — это радио. Он слушал радиопередачи сначала сидя у письменного стола, а затем лёжа в постели, причём до последнего дня он был уверен, что войны не может быть. Умер он 17 апреля 1940 г. — 72 лет.

Лидия Борковская».

Большим горем для меня в 1938 году была ошеломившая своею неожиданностью смерть Саввы Артёмовича Самофала. Известие о его смерти и предстоящем дне его похорон получено было мною из Воронежа в марте от дирекции воронежского Лесокультурного института.

В качестве профессора этого института и декана факультета Савва Артёмович в течение нескольких лет со свойственной ему настойчивостью и энтузиазмом отдавал свои силы не только научно-исследовательским, но и организационным работам по устройству самого института и подъёму общественной и культурной жизни студенчества и преподавательского персонала. Насколько высоко ценил я Савву Артёмовича, как человека науки и как выдающуюся высокими качествами личность, видно из моей телеграммы, посланной в институт на полученное извещение о смерти Саввы Артёмовича:

«Воронеж, Лесокультурный институт, директору Рычкову

Потрясён и глубоко опечален безвременной кончиной выдающегося учёного, исследователя, биолога, замечательного человека, верного сына народа профессора Саввы Артёмовича Самофала. Искреннее соболезнование Институту по поводу этой невосполнимой утраты. Пусть неумирающий обаятельный образ неутомимого исследователя, всегда воодушевлённого творческой синтетической мыслью, монолитного честного большевика-общественника с несгибаемой волей к упорному труду, поднявшегося из подлинной народной толщи до высших ступеней научного творчества и общественно-политической культуры, остаётся живым ведущим примером для смены.