Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В кругу семьи моей сестры мы провели около недели. Отдыхали на траве среди елей, раза два участвовали в довольно отдалённых прогулках в лес за грибами и цветами. Затем, вернувшись в Москву, приобрели билеты на самолёт, отлетавший на рассвете.

Путешествие из Москвы до Киева на большом самолёте при чудесной лётной погоде прошло незаметно быстро. От аэродрома в Броварах под Киевом на автобусе мы проехали по новому мосту через Днепр в Киев. На пароходной станции на Днепре, на Подоле, мы запаслись билетами для проезда в Остёр на Десне. Оставив вещи на речном вокзале, мы пошли смотреть город. Поднялись на Владимирскую гору. Стояла нестерпимая июльская жара. Преодолевая изнеможение от жары и усталости, от лишённой сна ночи и чрезмерно насыщенного впечатлениями утра, мы добрались по круто поднимавшимся в гору улицам до дома, где жил Авксентий Васильевич Корчак-Чепурковский. К счастью, Авксентий Васильевич оказался дома. За полтора-два десятка лет, что я его не видел, он сильно постарел и ослабел. Но он очень оживился при старых воспоминаниях о Пироговских съездах, интересовался всеми, кто ещё оставался в живых. Узнав, что мы направляемся в Остёр, он обещал приехать, чтобы обстоятельно и подробно поговорить о Пироговском наследии и новой советской социальной гигиене.

Из широкой глади Днепра, пароход, держась больше противоположного Киеву берега, незаметно вышел в мутные белые воды Десны. На рассвете пароход остановился у причала пристани в Остре.

Мы провели всего лишь немногим более недели тихого счастливого отдыха у сестёр. Упорной работой Вера, которой было уже около 80 лет, преодолевала все трудности и трогательно создавала уют для Сони и радушный приём для нас. Вера была в курсе всех нужд, всех мелочей и условий жизни окружающих остёрских «простых» людей. Я с интересом знакомился с новой жизнью когда-то захолустного уездного городка.

Вскоре после приезда я с сыном предпринял путешествие по хорошо мне известной со времён детства дороге от Остра до Козельца (около 16 км). По её сторонам мы видели несколько вновь насаженных колхозных садов. Но на том месте, где когда-то был наш, примыкавший к дороге сад, обсаженный густым рядом белых акаций, где стоял дом, сарай, клуня, где была аллея из пирамидальных тополей, пруд — одним словом, где были «Попенки», и где похоронена была так неустанно, от рассвета до поздней ночи работавшая моя мать, где был затем похоронен и мой отец, — там было совершенно голое пустовавшее поле (толока), поросшее мелкой сорной травой. Только оставшийся колодец напоминал о когда-то бывшем здесь жилье. В то время (1936 г.) незадолго зародившийся в этом месте колхоз ещё не окреп настолько, чтобы перейти к рациональному сельскому хозяйству — освоению прежних усадебных земель. С ноющей болью обошёл я вдоль и поперёк ту земельную площадь, с которой было связано у меня столько воспоминаний, и на которой не осталось никаких следов прежней, безвозвратно канувшей в прошлое жизни.

Мы прошли затем пять километров по этому же Остёрскому шляху до Козельца. Там я посмотрел собор постройки елизаветинского периода и подле него почтовую контору, где когда-то во времена русско-турецкой войны 1878 г. я с жадным нетерпением получал «Сын Отечества» и «Голос», чтобы вычитать вести о ходе войны. Прошёлся и по уцелевшей улице до «гребли» (плотины), по которой ходили мы в городскую школу. Зашёл в один из домов, где жила переселившаяся из Борок бойкая когда-то Варя Закревская [287] Представительница семьи графов Закревских, в одном из поместий которых в Борках служил когда-то управляющим отец Захария Григорьевича — Григорий Андреевич Френкель. Как свидетельствуют документы Киевского охранного отделения, в 1904 г. дочь помещицы Закревской Вера и её муж Сорокин имели тесные связи с Киевским комитетом РСДРП, одним из руководителей которого был старший брат Захария Григорьевича — Яков Григорьевич, и участвовали в распространении нелегальной марксистской литературы, а в усадьбе в Борках была явочная квартира (см.: ГАРФ. ДП. Ф. 102. Дел-во О. О., 1904. Оп. 232. Д. 5. Ч. 3. Л. А. Л, 83). , оказавшаяся теперь старой обездоленной одинокой вдовой.

На этом закончилась моя экскурсия в давно умершее, ушедшее в царство теней, прошлое, обратившееся в umbra et humus (в тень и прах) по Горацию; в то прошлое, которому никакая фантазия и никакое поэтическое вдохновение не вернёт живой крови жизни.

Авксентий Васильевич Корчак-Чепурковский, как он и обещал, приехал с одним из своих близких товарищей по Украинской Академии наук. Мы провели вместе целый день в Остре, ходили перед обедом купаться в Десне, катались на лодке, гуляли по задесненским заливным лугам с такими характерными разбросанно высящимися на этих лугах «осокорями» (яворами). В Остре в то время отдыхал на даче тогдашний президент Украинской Академии наук Александр Александрович Богомолец [288] Богомолец Александр Александрович (1881–1946) — патолого-физиолог, академик. С 1932 президент АН УССР. С 1942 вице-президент АН СССР. . Корчак-Чепурковский не оставлял мысли перетянуть меня из Ленинграда в Киев, о чём говорил со мною и несколько раз писал также и Д. К. Заболотный. Но я отвечал на это категорическим отказом.