Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Камера была переполнена заключёнными, стоявшими тесными группами вокруг столов и сидевшими вплотную друг к другу на скамьях вдоль стен. Было невыносимо душно. Казалось, что в этой давке и сутолоке нельзя прожить и часу, и я бы не мог поверить никому, что в этих условиях протянутся дни и ночи моей жизни в течение восьми нескончаемо длившихся месяцев моего существования, полного невообразимых мучений и растаптывания последних намёков на человеческое достоинство.

Лязг железных засовов и замков тяжёлой двери стих, и я с моим небольшим тюком (подушка, лёгкое одеяло и летнее пальто, смена белья и кусок хлеба) [291] По воспоминаниям Валентины Захаровны, делавший обыск сотрудник НКВД не велел З. Г. Френкелю брать с собой никаких вещей, но один из охранников шепнул ей: «Соберите, соберите какие-нибудь вещи, пригодятся…». остался стоять, за неимением места, где бы можно было сесть, окружённый задававшими мне самые различные вопросы моими собратьями по несчастью. Их всех интересовало, что пишут в газетах, что делается в институтах, знают ли, что здесь бьют неповинных людей. Один из говоривших при этом успокоительно добавил: «Ну, вас-то, конечно, бить и калечить при допросе не будут, ведь вы уже старик (мне было 69 лет), да ещё и профессор, хотя заявляли другие — в соседней камере сидит профессор уже 73-летний, а его бьют, это — как кого».

Нашлись милосердные души, которые достали стакан воды и занялись устройством для меня места где-либо на скамейке, чтобы мне можно было положить вещи и сесть. Эту помощь мне оказал Александр Александрович Штакельберг [292] Штакельберг Александр Александрович — российский энтомолог, в 1920–1942 работал в Зоологическом музее АН СССР. . Услыхав мою фамилию, он подошёл ко мне, сказал, что хорошо меня знает по рассказам своего отца, работавшего в Музее города. Сам Александр Александрович — зоолог Академии наук — толком не знает, по какому поводу он уже довольно давно находится в БД; думает, что причиной является его фамилия. Он переговорил с сидевшими на одной скамье научными работниками П. Н. Берковым [293] Берков Павел Наумович (1896–1969) — литературовед, член-корреспондент АН СССР. и с Д. Д. Максутовым [294] Максутов Дмитрий Дмитриевич (1896–1964) — оптик, член-корреспондент АН СССР, специалист по астрономической оптике. Изобрёл менисковые оптические приборы (телескоп Максутова). и с их согласия я был втиснут на ту же скамейку.

Поздно вечером я был вызван «к следователю». Мне заданы были вопросы для заполнения анкеты: где я работал, в каких именно институтах, с какого года читаю лекции, о моём семейном положении и пр. Никаких указаний, за что я арестован или какое предъявляется мне обвинение, сделано мне не было. Когда меня вернули в камеру, мои соседи с тревогой спрашивали, не били ли меня. Нет, меня ни о чём не допрашивали, а довольно сухо и мирно предложили дать сведения для заполнения анкетного листа.

Всю ночь доносились раздирающие душу вопли и крики, и я без объяснений понимал их причину и смысл. Но подсознательно у меня откуда-то непроизвольно явилась надежда, что я буду избавлен от этих мук. Я, ведь, ни с кем никаких знакомств не поддерживал, все силы со всею искренностью отдавал советскому строительству; неизбежно, непременно выяснится вся нелепость, необоснованность каких бы то ни было подозрений в отношении меня, и меня отсюда выпустят.

Несколько дней на допрос меня не звали. Я успел освоиться с совершенно кошмарной обстановкой. В набитой людьми до невероятного переполнения камере было более 140 человек. Был один водопроводный кран с раковиной для умывания. И рядом, тут же, открыто, находился один на всю камеру гончарный приёмник, заменявший сиденье, для испражнения. Была постоянная длинная очередь, чтобы сесть на это сиденье. Для меня было настоящим истязанием публично сесть и выслушивать нетерпеливые упрёки и требования прервать испражнение, чтобы дать возможность воспользоваться тем же устройством накопившейся очереди тех, кому нужно только помочиться.

В течение всего дня в камере то и дело происходили перебранки между отдельными обитателями, вызванные теснотою и неизбежными в этих условиях столкновениями. Бранные слова самого грязного и отвратительного характера постоянно висели в воздухе. Большинство заключённых курили и за неимением табаку часто дымили, набивая подымаемые с пола окурки всяким мусором. Воздух был совершенно невыносим, но окна были наглухо закрыты. Приходилось ложиться на грязный, заплёванный пол, чтобы вдохнуть более свежую струю воздуха, прорывавшуюся из коридора через щель под дверью. Несколько первых дней у меня совсем не было ощущения голода и позыва на еду. От постоянного потения хотелось пить, и я испытывал безграничную признательность Александру Александровичу, делившемуся со мною несколькими имевшимися у него кусками сахара, когда в камеру приносили кипяток.