Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

– О да, она со вчерашнего дня только о тебе и говорит, – перебивает ее Мэри 1.

Мэри 2 кивает, поедая крекеры из пакета.

– Даже не знаю, как тебя благодарить, – говорит Мэри 1. – Я всегда говорила, что ты – мой любимый доктор.

– Ничего подобного, – заявляет со смехом Мэри 3, высыпая в рот оставшиеся крошки.

Постепенно из их привычной перепалки я начинаю понимать, что в понедельник в отделении скорой помощи осматривал мать Мэри 1.

– Помнишь, что ты ей сказал: что не надо волноваться. И еще очень понятно объяснил, почему у нее сердце не работает, как надо, – говорит Мэри 1.

Я медленно киваю и благосклонно улыбаюсь. Они решили, будто я знал, что передо мной мать Мэри 1, и отнесся к ней с особым вниманием. Я же, должен признаться, ничего подобного не делал.

– И сестры тоже знали, я уверена, потому что одна из них принесла ей чаю. Все были с ней очень добры.

Я не собираюсь лишать их последних иллюзий насчет кумовства в здравоохранении; правда, однако, заключается в том, что я даже не помню ту женщину, не говоря уже о нашем с ней разговоре.

В любом случае, все Мэри меня активно хвалят. Они убеждены, что я отлично полечил мать Мэри 1, и им это очень приятно. Они не жалуются, даже когда я передаю им кучу диктовки, которой хватило бы на месяц. Но когда я выхожу из кабинета, то вдруг осознаю: мы с сестрами обращались с ней, как с любым другим пациентом. На мгновение меня охватывает гордость за самого себя: кто-то порадовался, что именно я – его доктор. Да, я по-прежнему пугаюсь, по-прежнему порой не знаю, что делать, и не в любой ситуации могу найти выход. Но три Мэри, пусть ненамеренно, придали мне уверенности. Улыбаюсь сам себе. Тут срабатывает пейджер, и сестра начинает отчитывать меня за то, что я вовремя не подписал лист назначений.

Четверг, 10 июня

Снова скандал в буфете, и на этот раз я уже очевидец. Сначала никто не обратил внимания на то, как Любимчик подлетел к Руби и попытался выволочь ее в коридор. Она начала сопротивляться. Он продолжал тащить. Какой-то пациент вмешался, спросив, все ли с Руби в порядке и не надо ли вызвать охрану. В этот момент, поняв, что силой затащить Руби в уединенное место, где на них не будет пялиться половина больницы, ему не удастся, Любимчик плюнул на осторожность и начал злобно шептать ей что-то у всех на глазах. Руби никак не реагировала, разве что легкая улыбка пробежала по ее лицу, когда он, забывшись, заговорил практически в полный голос.

– Ты рассказала моей жене, маленькая сучка, – прошипел он.

– Она и так знала, просто не представляла масштабов, – негромко ответила Руби, наслаждаясь своим торжеством.

Любимчик явно был вне себя от гнева и сдержался лишь потому, что, обернувшись, увидел полный буфет людей, которые молча таращились на него, застыв с поднесенными ко рту вилками и ловя каждое слово. Он ничего не мог сделать, поэтому, развернувшись кругом, бросился прочь из буфета, едва не сбив с ног пожилую даму с подносом. Руби кокетливо улыбнулась, заплатила за свой сэндвич и вышла. На этот раз баклажанное рагу по воздуху не летало – ни намеренно, ни случайно. Вина за скандал полностью и целиком лежала на Любимчике.

Суббота, 12 июня

– Консервированная органическая вишня, да? – раздался голос из ниоткуда. Я поднял голову. Где-то мы с этим человеком встречались, но где?

Я слегка улыбнулся.

– Да, отлично подходит к овсянке, – ответил я, чтобы не выдать своей растерянности.

Потом, поколебавшись, добавил:

– Ну а вы? Как вы себя чувствуете?

Он не ответил, лишь вновь опустил глаза на банку. Я уже начал беспокоиться насчет своего выбора. Что это говорит обо мне? Я чувствовал себя словно на кушетке психоаналитика. В тележке у меня громоздилась куча моющих средств, которые я набрал в порыве вдохновения, намерившись в выходные как следует отмыть всю квартиру. Я заметил, что он тоже рассматривает их, пересчитывая количество бутылок. – Я не страдаю навязчивой тягой к уборке или чем-нибудь в этом роде, – пробормотал я. – Просто сегодня приехал на машине, вот и решил… тяжелые сумки…

Оба мы уставились на связанные вместе четыре упаковки одноразовых тряпок, которые я держал в руке.

– Специальное предложение, – попытался объяснить я.

У меня возникло странное чувство неловкости по отношению к этому человеку, как будто между нами произошло что-то неприятное. Я снова поглядел на него.

– Так странно, знаете ли, – заметил он, – видеть вас тут, не в больнице, а в обычном месте, в магазине.