Карл Левитин - Геометрическая рапсодия

Камера укрупняет двух человек в верхней части гравюры, которые проходят друг мимо друга, но так, что пол для одного служит стеной для другого.

Новая вселенная, родившаяся в моем воображении, живет перед вами — зримая, реальная не меньше, чем вы или я, — продолжает Зодчий и уходит в полукруглую арку.

И нашу обычную вселенную со всеми ее сложностями я тоже построил здесь, в своем геометрическом саду, — слышим мы голос Зодчего, удаляющегося от нас по дорожке сада. Зодчий доходит до глубокого оврага, почти пропасти, через который переброшены прямоугольные брусья, соединенные между собой такими же балками. Он ступает на этот мост, а камера поднимается в верхнюю точку и постепенно снижается к Зодчему. "Мост" уже успел обрасти брусьями, тянувшимися во все стороны. Вся пропасть заполнена кубическими ячейками, которым нет "числа.

Я часто слышу, что ученые говорят: "наша вселенная безгранична", — слышен голос Зодчего, — и я не спорю, я просто беру карандаш и рисую...

Брусья изгибаются, и весь экран становится как бы ассоциативной иллюстрацией к теме "Искривленная Вселенная, какой рисует ее теория относительности".

Я слышу: "она искривлена", но и это вообразить мне под силу, — продолжает Зодчий.

Брусья распрямляются. Мы выбираемся на поверхность из царства безграничности и видим Зодчего, делающего последние шаги по мосту. Вот он уже и на той стороне оврага, направляется к домику с колоннами.

Вот с замкнутостью нашей вселенной, о которой прожужжали мне уши друзья-физики, мне пришлось потруднее, — говорит он. — Но и тут я справился, кое-что нарисовал, что мне лично многое объяснило. Глаз и рука вновь не подвели меня.

Зодчий приглашает нас в картинную галерею [20] "Картинная галерея" — именно так называется гравюра Эсхера. — это она разместилась в этом домике. Мы входим в арку и движемся влево по коридору, где вывешаны и разложены на стендах в виде работ художника уже виденные нами кадры фильма и некоторые, представшие перед нами впервые, которые еще только предстоит увидеть зрителю.

Вот мы видим юношу, рассматривающего картину. Вместе с ним мы следим взглядом за изгибом реки, переходящим в набережную, вот дома на ней, один из них выдвинут на первый план — там в окошке женщина, которая смотрит вниз, на колонны, поддерживающие крышу. И вдруг нам становится ясно, что именно между этими колоннами мы прошли в галерею! Выходит, юноша видит на картине и то место, где она висит, и, значит, самого себя на ней!

Интересный рисуночек, не находите? — комментирует Зодчий наше путешествие по этому замкнутому в самом себе миру. — Посетитель моей галереи сам становится произведением искусства. Смотрите, он видит на картине город и тот дом, где внизу как раз и есть та самая галерея, где он сейчас стоит и любуется моим рисунком! Выходит, он видит на полотне самого себя и сам является частью изображенного — мир моей картины замкнулся! И теперь, когда я слышу, что наша вселенная замкнута, я больше не пугаюсь, а вспоминаю вот эту картину... Картинная галерея очень медленным переплывом переходит в схему, иллюстрирующую идею конструкции этой галереи. Схема сделана в размер гравюры, так что мы видим, как работала мысль художника, какой геометрический заряд удалось вложить ему в свой замысел.

Так же медленно зарисовка переходит снова в эскиз, а тот — в гравюру.

Да, немало я потрудился, чтобы представить себе замкнутость... — говорит в это время Зодчий. — Но зато я теперь убедился, что глаз и рука могут создать и объяснить все на свете, даже бесконечность не пугает их...