Карл Левитин - Геометрическая рапсодия

Если смотреть в масштабе вечности, мы только что вылупились из яйца, — продолжает он свой страстный монолог, — и еще не научились как следует видеть. а уж изобразить увиденное — тем более.

Наш герой появляется на узкой улочке старого города. Доходит до веревки с бельем, перегораживающей улицу, останавливается. А я — строитель, архитектор, зодчий — назовите как хотите, но только научите, как мне нарисовать на бумаге то, что я хочу построить! как, я вас спрашиваю? как мне изобразить объемный трехмерный дом на плоском листе? ну вот, пожалуйста, научите... — говорит он, поднимая с земли кусочек угля и быстро нанося им на развешанной простыне четкие линии, изображающие окружающие его дома.

Я старался, видите — старался изо всех сил сделать эти дома выпуклыми, настоящими. А что вышло?! Как тут строить, когда не видишь ни линии стен, ни пола, ни потолка? — Почти кричит Зодчий и в гневе ударяет по простыне кулаком с задней стороны, чтобы сделать свой чертеж выпуклым. В центре его выпячивается балкон одного из домов. Зодчий, обрадованный, отступает, проводя перед чертежом рукой, словно призывая его сохраниться навеки. И тотчас штрихи эскиза превращаются в законченные линии гравюры. Полощется на ветру простыня с изображенной на ней городской улочкой. И мы вместе с Зодчим видим, что она вновь стала плоской, безо всякого следа выпуклости на месте балкона.

Вот оно, проклятье моей жизни! — восклицает зодчий. — Я должен уметь увидеть на рисунке то, чего там и быть не может: мне надо узнать объемное на плоскости, но ведь мой глаз к этому еще не успел привыкнуть. почувствовать ширь и глубину — и как? — с помощью каких-то цветных пятен, нанесенных на холст! А что еще представляет собой любая картина?

Безнадежно понурив голову, бредет Зодчий по городским улочкам. И все, на что он ни взглянет, стремительно приближается и становится, как бы нарисованным на поверхности стекла — реальная сочная и объемная жизнь превращается в соединение цветных пятен различной яркости, что, в сущности, и представляет собой любая картина.

Зодчий бросает взгляд на двух жуков, катящих шарик, и они сразу же уплощаются на том мысленном холсте, что живет в воображении Зодчего. Но вот он берет жука в руку, ощупывает его пальцами, и на наших глазах скарабей становится объемным. Так же точно рука рассказывает глазу Зодчего о форме стрекозы, которую тот ловит, и цветка, который он срывает. Предметы раскрывают Зодчему свои размеры и формы: пальцы руки, обегая края их, учат глаз видеть мир.

И, словно приветствуя прозревший глаз, наплывают один на другой четкие, рельефные пейзажи. Их чистая, прозрачная красота служит резким контрастом сумрачному лицу Зодчего, который идет навстречу нам по горной дороге.

А я вам все-таки докажу, что глаз наш ничего не видит! — в запальчивости, с фанатическим упорством твердит он. — Вот тут я кое-что построил, собрал кое-какие вещички. Милости прошу, заходите, будьте как дома!

Перед нами два марша лестницы, уходящей вниз. По ним быстро спускается Зодчий. Мы оказываемся в подземелье, где бесчисленные колонны держат полукруглые своды. Стремительно уходит вглубь их Зодчий, камера мчится вслед за ним среди расступающихся колонн. Направо, налево, вновь направо — кажется, колонны кругом. И вдруг — узкий, зеленый коридор, который перегораживают две оригинального вида конструкции. Зодчий раздвигает их, и мы видим, что нижний конец правой колонны и верхний конец левой — это плоская лента, которая лишь притворялась "объемной". На ленте надпись: "В огромном саду геометрии каждый найдет букет себе по вкусу. Давид Гильберт".

Зодчий распахивает дверь, которую скрывали колонны, и в лицо нам ударяет солнечный свет. Вдали — замок, черепичная крыша, башенка, квадратный дворик. По окаймляющей его сверху лестнице идут какие-то люди. Камера приближает к нам эту лестницу, построенную по принципу так называемой "фигуры Пенроузов", и то невероятное, что на ней происходит, становится для нас реальностью. Идут и идут люди по ступеням лестницы — все вверх и вверх, без конца. И по тем же ступеням непрерывной чередой движутся вниз другие, и тоже без конца, по замкнутому кругу [15] Гравюра "Поднимаясь и опускаясь". .