Андрей Булах: Каменное убранство Петербурга

В целом же Петр не добился своей цели – он не успел создать задуманный им город. Каменные дома располагались лишь по набережным Невы и ее протоков. У реки вырос Петропавловский собор, постепенно возводились Двенадцать коллегий и Кунсткамера. А все внутренние улицы застраивались деревянными домами. Набережные тоже сооружали из дерева. Улицы были вымощены камнем, но далеко не все. Их мощение началось уже в 1710 г. на Финляндской стороне под руководством немецких мастеров. Обязанность сбора камней возлагалась на население (по сто штук с человека), предполагалось собрать 826 400 штук. А собрать удалось 214 800 камней. Их попросту не было ни в городе, ни рядом. Поэтому 24 октября 1714 г. последовал указ о привозе камней на всех приезжающих возах (по 3 камня весом не менее 5 фунтов) и прибывающих судах (по 10–30 камней весом не менее 10 фунтов). Но камня все равно не хватало. Его покупали за громадные по тем временам деньги у торговых людей.

Жители сами мостили улицы вдоль своих домов и участков. Мостовые предназначались для пешеходов и пассажирских экипажей. Центральная часть дороги оставалась немощеной, по ней передвигались грузовой транспорт и конные всадники. Площади и улицы у административных зданий мостило городское управление. Самым лучшим и чистым был Невский проспект от Адмиралтейства до Новгородской дороги (Лиговского проспекта). Вдоль Невского по обеим сторонам шли аллеи деревьев в три-четыре ряда.

Прошло много десятилетий, прежде чем Петербург стал преимущественно каменным (кирпичным) городом. Каменные дома еще долго уживались в нем с деревянными.

«Петербург – каменный город» – за этой трафаретной фразой обычно следует рассказ о гранитных набережных Невы, камне Гром и Александровской колонне. Камень в них предстает чем-то непознанно немым. За что же он ценился и ценится архитекторами? Только ли за его прочность? Мы коснемся здесь особой темы: как зодчие, перенося в Петербург образы западной архитектуры, использовали традиционные и привычные для них сорта природного камня, доставлявшиеся им для этого из Европы. Европейский камень в Петербурге встречается повсюду. Зодчие не только повторяли известные архитектурные сюжеты, но использовали те же материалы. И русский камень разыскивался точно по их замыслу, а не брали любой гранит или мрамор по велению императрицы. И не всяким камнем была и есть богата Россия.

Доменико Трезини привнес в город традицию использования камня, типичного для Копенгагена и других прибалтийских городов. Это плитчатый известняк. Уже упоминалось, что вблизи Петербурга есть немало его месторождений, главное из них – Путиловское. Хорошие мраморовидные его сорта, плотные и цветные, доставлялись в Петербург из Эстонии, а лучшие – из Швеции. Именно шведский камень с острова Эланд в Ботническом заливе является материалом наборного, «в шахмату», пола на лестничной площадке второго этажа перед входом в Круглый зал Академии художеств. Из плит шведского же камня набран пол в центральном нефе Спасо-Преображенского собора. Надо сказать, что сургучный цвет камня с Эланда неповторим. Его везли в разные сооружающиеся соборы Германии. Более того, его плиты использованы в Лиссабоне в полу собора Св. Марии в Белене, сооруженном в XVI в. Места встречи в Петербурге с камнем из Европы оказываются вне внимания историков архитектуры. Они, видимо, не знают этой ее стороны.

Памятник первым строителям Санкт-Петербурга (ск. М.М. Шемякин, арх. В.Б. Бухаев). Рис. Я. Котова, 1999 г.

Финский гранит – другой, казалось бы, тривиальный для Петербурга природный камень. Отойдем и здесь от обычной линии рассказа о происхождении его звучного названия «рапакиви» и его добыче на берегах и островах Финского залива. Дело не только в том, откуда этот гранит. В творениях Кваренги, Тома де Томона и Росси он словно бы имитирует камень скал и холмов в основании древнегреческих и древнеримских построек. Там это мрамор, но мрамора вблизи Петербурга нет, да он и неустойчив в северном климате, а потому его естественным заменителем стал в Петербурге финский гранит. Его было легко доставлять по морю.

Тома де Томон использовал два сорта одного и того же финского гранита для облицовки подиума здания Биржи, внизу идут два ряда громадных облицовочных блоков розового гранита, а два верхних ряда – серого. Чтобы попытаться проникнуть в смысл такого художественного приема, надо подняться наверх и бросить взгляд на Ростральные колонны с самой верхней ступени широкого лестничного марша, ведущего к старому, уже давно забытому (и забитому) входу в Биржу. При взгляде отсюда в сторону Невы серый цвет гранита в верхних ступенях лестницы и в ее боковинах (тетивах) сливается с серым цветом гранита в постаментах Ростральных колонн.