Ренат Асейнов - При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века

Несомненно, большего восхваления в произведениях Шатлена заслуживает Филипп Добрый, этот «великий лев» (le grant lion), удостоившийся особого благословения Бога. Автор признаёт невозможность в небольшом сочинении перечислить все благодеяния и подвиги этого герцога. Тем не менее он отмечает, что на земле не было равного ему государя, вызывавшего восхищение всего христианского мира. Филипп Добрый для него «жемчужина среди государей» (la perle des princes chres-tiens). Именно поэтому его смерть расценивается как «всеобщая утрата» (la perte universelle) [34] Chostelloin G. CEuvres. Vol. VII. Р. 285. .

Таким образом, заключает Шатлен устами своего персонажа, Карл должен унаследовать добродетели своих предков: рассудительность, верность Франции и почет христианского мира от Филиппа Храброго, смелость – от Жана Бесстрашного, великое правление своего отца, Филиппа Доброго, равного которому не было ни среди королей, ни среди императоров.

Особое внимание следует обратить на трактовку Шатленом отношений Франции и Бургундии. Нетрудно заметить, что три перечисленных герцога так или иначе участвовали во внутренних делах королевства. Филипп Храбрый фактически управлял им, был опорой французского трона, Жан Бесстрашный поддерживал свое преимущественное положение силой, Филипп Добрый был «столпом чести Франции» (le pillier de l’hon-neur de France). Автор подчеркивает наряду с португальскими корнями Карла Смелого его происхождение из французского королевского дома [35] Ibid. Р. 293. . Известно, что Шатлен был одним из немногих авторов, если не сказать единственным, кто видел залог мира и процветания Французского королевства и Бургундии в их союзе [36] Delclos J.-Cl. Le temoignage de Georges Chastellain. Historiographe de Philippe le Bon et Charles le Temeraire. Geneve, 1980. P. 171. . Пусть даже всего лишь видимости мира. Шатлену уже достаточно, чтобы между герцогом и королем не было новых войн. Так ситуация складывалась, по мнению автора, в эпоху правления Карла VII и Филиппа Доброго. В отличие от Ф. де Коммина [37] Коммин Ф. де. Мемуары. M., 1986. С. 67. , считавшего безумием встречу двух могущественных государей, автор сетует на то, что они ни разу не встретились, тогда бы их сердца прониклись взаимной любовью [38] Chostelloin G. CEuvres. Vol. III. P. 31-32. . Коммин, умудренный богатейшим опытом дипломатической деятельности, считает, что короли должны поручать переговоры мудрым советникам, ибо у них, несмотря на их прежнюю доброжелательность друг к другу и дружбу, могут возникнуть зависть и антипатия. Шатлен же сомневается в мудрости слуг государей, видя в них (преимущественно в окружении Карла VII) основное препятствие в достижении согласия. Его представление о нравственном облике этого короля оказывается столь высоко, что он забывает, чем закончилась для Бургундского дома встреча Жана Бесстрашного с тогда еще дофином Карлом. Подобная идеализация образа короля не свойственна Коммину, не видевшему особых отличий короля от остальных людей. Упрекнуть Шатлена в политической наивности также трудно. Однако его желание видеть мирное сосуществование Франции и Бургундии и снять ответственность за вражду с короля и герцога диктует подобный поворот в рассуждениях автора. К тому же для него важно показать, что именно Людовик XI виновен в ухудшении отношений между королевством и герцогством. После смерти Карла VII даже видимость мира сменилась открытой враждой. Впрочем, разочаровывается автор не только в короле, но и в его подданных, ведь «зависть и ненависть к твоему дому <���герцога Бургундского. – Р.А.> рождаются вместе с французами» [39] Chostelloin G. CEuvres. Vol. VII. Р. 308. .

Что касается самого короля, то Людовик XI по мере усугубления конфликта между ним и Карлом Смелым становится у Шатлена примером порочного короля. Это нашло отражение и в последующем изменении текста «Обращения». Речь идет о той части этого произведения, где автор рассуждает о том, что порочность одного государя вовсе не влечет за собой порочность всех остальных членов его семьи. Напротив, если король сбился с истинного пути, то найдется кто-либо из его семьи или последователей, кто обязательно компенсирует это своей добродетелью [40] Ibid. P.325. . Первоначально подтвердить подобную догадку должен был пример из совсем недавней истории Французского королевства. Мудрому королю Карлу V, приведшему страну и подданных к процветанию, наследовал его сын Карл VI, на которого не распространилась Божья благодать, дарованная отцу, и в стране воцарился раздор, преодоленный только Карлом VII благодаря его добродетелям [41] Ibid. P. 328. . Впоследствии Шатлен внес кардинальные изменения в текст: место Карла V и Карла VI займут Карл VII и Людовик XI соответственно. Первый наряду с Филиппом Добрым воспринимается автором в качестве идеального правителя, с которого необходимо брать пример: «они были луной и солнцем на небе» [42] Ibid. P. 324. . Французский король оставил своему сыну процветающее и мирное государство. И что же с ним стало при его преемнике? Единство сменилось разделением, согласие и мир – раздором, безопасность и порядок уступили место растерянности и безнадежности. Человек, словно очнувшись ото сна, оказался вместо теплой воды в холодной, в скорби, а не в радости. Людовик XI, заключает Шатлен, охладил сердца своих подданных, стал врагом каждому. Но более всего автора возмущает неблагодарность короля по отношению к Филиппу Доброму за предоставленное убежище во время ссоры с отцом. Он, обращается Шатлен к Карлу Смелому, тебе «воздал злом за добро, ненавистью за любовь, угрозой за службу» [43] Chostelloin G. CEuvres. Vol. VII. Р. 326. . Негативный портрет Людовика XI можно было бы дополнить сведениями из хроники, но главным, пожалуй, является то, что именно на короля возлагается ответственность за усугубление франко-бургундского конфликта. Подобная позиция нашла отражение не только в произведениях Шатлена, но и в сочинениях других бургундских авторов и государственных деятелей. Де Ла Марш, например, отмечая склонность короля к интригам и лжи, пишет: «…если бы те хорошие слова, которые он поручил мне передать моему господину, оказались истинными, то мы бы никогда не вели войны во Франции» [44] La Marche О. de. Mémoires. Vol. III. P. 34. . В своей, по сути, антифранцузской речи на штатах 1473 г. канцлер Гийом Югоне открыто обвиняет короля в стремлении разрушить «наше государство» (nostre chose publique) [45] Bartier J. Un discours du chancelier Hugonet aux Etats Generaux de 1473 // Bulletin de la Commission royale d'Histoire. 1942. T. 107. P. 140. .