Наталья Селиванова - Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях

«Автограф» – моя первая книга. Под одной обложкой я собрала часть опубликованных ранее интервью и эссе об известных людях и ключевых событиях культурной жизни России конца XX века. Много лет посвятив работе в медиа-сегменте, по громкости уступавшем политическим и экономическим бурям того времени, (а по богатству идей их превосходивших), сегодня отчетливо вижу настоятельную потребность в обобщении и исследовании данной области интеллектуальной журналистики.

За более чем 30-летний период произошла радикальная трансформация медиасреды и сознания людей. В новых СМИ стремительно создаются несколько параллельных инфореальностей, какая из них полная в своей объективности – вопрос вопросов. Интернет-контент разрастается молниеносно, отбрасывая как дремучее прошлое события двухдневной давности. Я горжусь, что традиционные медиа конца XX века обладали сильной энергетикой, весомым моральным и профессиональным капиталом, который скоро будет остро востребован. Время изменило все и нас, конечно, тоже, но чему окажет сопротивленье новый человек? В чем он устоит? Подсказка близка.

Мои герои – умные, талантливые люди, чей интеллект и сопутствующая ему рефлексия породили индивидуальный способ мышления, нестандартный тип анализа событий без привязки к мещанской злобе дня, а также особый стиль жизни.

Пьецух, Горин, Войнович, Арабов, Коваль, Ерофеев, Левитанский … Их любопытство, вкус, внимание к деталям, любовь к новизне и перемене мест, страстный профессионализм, обдумывание сюжета и автора в частных беседах, – все это делало наше общение самостоятельным видом художественной культуры. За каждым из них стояла реальная биография, разносторонний жизненный опыт, непрекращающаяся игра ума, искренний интерес к характерам людей, их боли и слабостям.

Все они видятся мне сегодня двухметровыми гигантами лермонтовского возраста. Всех люблю и мысленно обнимаю.

Наум Ним– один из последних политзаключенных в бывшем СССР. Он был осужден по статье 190–1 закрытым судом в Ростове-на-Дону уже при Горбачеве. Крутой поворот судьбы дал ему материал потрясающей силы. Он– автор повестей «Звезда светлая и утренняя» (журнал «Континент», №№ 65–66) и «До петушиного крика» («Знамя», № 10, 1992 г.).

Вообще-то повести эти не о лагере. Лагерь – всего лишь фон – пространство, где ощущение невозможности человеческой жизни уплотняется до осязаемости.

– И там действительно нет никакой возможности жить? Там на самом деле все так же смертоносно, как для ваших героев?

– Именно это я и пытался выяснить. Скажем так: я сплел своими текстами весьма неблагоприятную для человеческой жизни атмосферу, по моим представлениям вполне изоморфную атмосфере нашего реального дыхания, и решился поместить туда своих героев, чем, разумеется, перед ними очень и очень виноват. Ну а потом, одарив их только своим авторским сочувствием, понадеялся, что они как-нибудь сумеют и выжить. И сохраниться.

– Ну а в реальности– не литературной, а настоящей, лагерной– все так же плохо?

– В реальности – и в настоящей, и в лагерной – все еще хуже. Там уже нельзя уклониться от собственного, своего участия в проявлениях такого вот разрушительного устройства мира. Не удается заслониться тем, например, что не будешь про это писать, или – читать, или – просто знать.

– Вы не верите, что мы построим цивилизованное общество?

– Я боюсь, что какое бы сооружение мы ни намечали в своих декларациях и пожеланиях – пристройка наша к общечеловеческому дому будет все равно в виде барака.

– Вы считаете, что в нашей стране по сути ничего не изменилось?

– Нет, не так. Случилось небывалое чудо: мы оказались в другом пространстве жизни, в другом качестве – нам досталась возможность соорудить нормальную жизнь, в естественных человеческих координатах. Не в плоскости теней с уродливыми линейными истинами ценностей, а в полноценном пространстве с признанием действительной координаты абсолютной ценности человека, вас и меня, наших свобод, желаний и странностей. И в том, что мы это пространство жизни дружно изживаем – наша вина, которую никуда не списать. А именно это и происходит.