Барт Лоо - Шансон как необходимый компонент истории Франции

Праздник прошел не очень удачно. На маленьком участке земли собралось слишком много народу, еды не хватало, а стремление к свободной любви то и дело приводило к вульгарному насилию. Так что хиппи скоро разъехались по домам, сеять свои «цветочки» по всему миру.

И результат не заставил себя ждать. В городе Нантере, к западу от Парижа, на кампусе местного университета, началось движение против строгого разделения жилых помещений на мужские и женские.

Скоро выяснилось, что при некоторой изобретательности спальни девушек оказываются вполне доступными. И тогда стены покрываются призывами, вроде: «Нефиг работать!» и «Все разрешено!».

В январе 1968 года министр спорта и воспитания молодежи открывает на кампусе в Нантере бассейн олимпийского класса. В шестидесятые годы бассейн в университете – единственное место, где достаточно раздетая молодежь может вполне легально друг друга рассматривать. Конечно, многие юноши пытаются «поймать рыбку»… то есть – девушку, конечно. Занятно, кстати, что французский глагол draguer (соблазнитель, ловец) происходит от старофламандского dregge (сеть для ловли рыбы). Но это – à propos.

«Господин министр, я прочел вашу Белую книгу о юношестве . В ней триста страниц, и нет ни одного слова о наших сексуальных проблемах».

Молодой, рыжий парень задал этот вопрос, прервав речь министра, который посоветовал юному нахалу освежиться в бассейне.

Но ответа министра никто не запомнил. Зато вся Франция запомнила имя студента, посмевшего спорить с министром: Даниэль Кон-Бендит, будущий лидер майских беспорядков 1968 года, а затем – председатель партии зеленых в Европейском парламенте.

В Нантере начинаются волнения, к середине мая волнения достигают Парижа, особенно жарко было в Сорбонне, где против студентов даже возбудили дело. Запахло жареным.

Телевидение и фотографы показывают публике летящие булыжники. «Под булыжниками – пляж», сообщают бесчисленные граффити. Полиция действует жестко, задерживает многих протестующих. Телевизионные картинки парижских бунтовщиков расходятся повсюду, Париж становится центром мира. Майский бунт – это успех средств массовой информации.

Четвертого и пятого мая беспорядки не утихают. Жесткие действия полиции только накаляют ситуацию. Собственно, бунт начали студенты, недовольные старой системой обучения, нехваткой необходимого оборудования и устаревшими правилами разделения по сексуальному признаку, но в эти два дня цели их борьбы меняются.

Теперь студенты выступают против французского государства. Пути назад нет. Утром шестого мая Латинский квартал выглядит как после боя. Правительство в отчаянии. Даже опытный Де Голль растерялся. Но самое худшее впереди.

Четырнадцатого мая началась забастовка рабочих. Студенты и рабочие объединились. Неожиданно к ним присоединяются учителя, почтовые работники и государственные служащие. Актеры и певцы временно приостанавливают свою деятельность. Жан Ферра дает концерт в Бобино и всю выручку отправляет в кассу забастовщиков. Революционные лозунги быстро сменяют друг друга:

«Будь реалистом, проси невозможного»,

«Запрещено запрещать»,

«Не говори больше профессор , говори Отвали сволочь! ».

В Латинском квартале продолжают работать светофоры, но движения уже нет. Ситуация вышла из-под контроля. Доступ к бензоколонкам заблокирован, образовались огромные очереди за бензином. Франция словно впала в ступор.

В Париже неспокойно, в памяти встают картины то 1789 года, то – 1871, года Коммуны, то – 1936, года Народного Фронта. Но теперь протестует не голодный пролетариат, а сыновья и дочери состоятельных горожан.

В память пожара Коммуны 24 мая они поджигают Биржу.

А что же Де Голль? Он отстранился. 26 мая премьер-министру Помпиду удается заключить соглашение с профсоюзами, но другие участники волнений отказываются его принять. Не пора ли сформировать временное правительство? Именно так думает Франсуа Миттеран и предлагает свою кандидатуру. За несколько дней до этого предводитель социалистов уже поддержал бунтарей.

Двадцать девятого мая над Елисейским дворцом взлетает вертолет. Прошел слух, что Де Голль сбежал. Даже Помпиду не знает, где он. Страна замирает. На самом деле президент улетел в Баден-Баден, чтобы заручиться поддержкой армии.

Тридцатого мая он выступает по радио. Голос звучит так же твердо и непреклонно, как 18 июня 1940 года; он обращается к народу Франции и объявляет немедленные выборы президента.