Барт Лоо - Шансон как необходимый компонент истории Франции

Трубачи начинают и подводят Шевалье к знаменитой первой строке песни: «Тебе никогда не забыть своей первой любовницы», в его случае – это истинная Валентина. Coup de foudre [47]. Затем идет следующая строка, и ею удостоверяется по-французски сладость первых прикосновений: «И целу… целу… целует». Трижды повторенный звук «цел» подчеркивает вкус. Припев аккумулирует в себе мелодию звуков, которые нескоро покинут вашу голову:

На древней, шуршащей и щелкающей, пластинке 1925 года Шевалье нетерпеливо касается маленькой ножки ( petons ) своей Валентины, ее грудок ( tétons ). Однако на более поздних записях все эти «tout petits tétons» исчезают. Они заменены довольно бессмысленной фразой «un tout petit python» . Возможно, Шевалье решил вычеркнуть неуклюжие, полные страстного желания слова. Куун Крук изображает из себя Mister Proper [48], когда использует такие слова: «У нее есть драгоценности, / Валентина, Валентина, / их она заботливо скрывает, / чтоб никто и никогда их не видал». Куда, куда удалились они, веселые двадцатые?

Через много лет к певцу подходит весьма корпулентная дама. Он не узнает ее. «Кто вы?» – «Я – Валентина!» Вполне ожидаемая ситуация, однако так свежо поданная, что трудно не рассмеяться: «Погребенный под ее двойным подбородком и пудовым бюстом, / я подумал: а она сильно переменилась.» Поражает, как быстро Шевалье вспомнил о ее оставшихся в прошлом нежных грудках.

Шевалье во Франции – это big business [49], но ему удалось, в точности как Мистенгетт, покорить и Америку. Впрочем – ее успех не сравнить с тем, что выпал на долю Момо. Шевалье сыграл во многих мюзиклах, некоторые из них были поставлены Эрнстом Любичем. В далеком Техасе Момо называли «The King» (Элвис Пресли тогда еще не родился). Именно в то время кинематограф и шансон Франции навеки слились в страстном объятье. Так что и Джонни Холлидей, и Шарль Азнавур, и Патрик Брюэль, и Жак Брель, и Эдди Митчелл успешно выстроили свою актерскую карьеру.

Франция благодаря Шевалье завоевала Соединенные Штаты, но и Америка триумфально явилась в Париж. Жорж Сименон был несколько смущен, когда увидел в 1925 году, как в спектакле Yes sir, It’s my baby [50]полуобнаженная Жозефина Бейкер передвигается по сцене Театра На Елисейских Полях на четвереньках, радостно виляя выставленной вверх задницей. Зрелище это подвигло Сименона на изобретение слогана, ставшего впоследствии ласковым прозвищем Бейкер: «Задница, которая смеется».

Сама Бейкер к концу двадцатых переключилась на шансон. Никто не спел о City of Light столько песен, сколько она: «Цветы Парижа» ( Fleur de Paris ), «Под мостами Парижа» ( Sous les pont de Paris ), «Это – Париж» ( Ça c’est Paris ), «Апрель в Париже» ( En avril à Paris )… Она отдавала дань уважения городу, в котором добилась успеха. Самой известной ее песней стала бесмертная «Две любви» ( J’ai deux amours , 1931, композитор Винсент Скотто), в которой она со всей определенностью ставит одну любовь выше другой: «Моя саванна прекрасна, / Но, если честно, / Париж, и только Париж, / Околдовал меня». Джазообразные «дии-дерии-дии», вставляемые ею между строк, возносят страстность шансона на недосягаемую высоту. Кавер-версии явились, разумеется, в изобилии; список возглавляет Жан Саблон. А в 2004 году очередной ремейк, сделанный Мадлен Пейру, подвергся критике за чересчур смягченную интерпретацию.

В течение многих лет Бейкер участвовала в борьбе против расизма. Во время Марша на Вашингтон за рабочие места и свободу в 1963 году она выступила на стороне Мартина Лютера Кинга и присутствовала при его известной речи ( I have a dream ).

«Из-за того, что я неистовствую на сцене, я пытаюсь в повседневной жизни вести себя как можно более цивилизованно», – говорила она. Ее вовлеченность в политику совершенно противоположна поведению Мориса Шевалье, никогда, или почти никогда, не позволявшего втянуть себя в политические дебаты. Он целиком принадлежал своей единственной великой любви – публике.