Именно объективная ирония и подстерегает нас, ирония осуществления объекта вне зависимости от субъекта и от его отчуждения. В фазе отчуждения торжествует именно субъективная ирония, именно субъект бросает неразрешимый вызов слепому миру, который его окружает. Субъективная ирония, ироническая субъективность – гордость мира запрета, Закона и желания. Сила субъекта проистекает из его обещания осуществления, тогда как сфера объекта – это порядок того, что уже осуществлено, того, что по этой самой причине нельзя избежать.
Мы путаем фатальное с повторным возникновением вытесненного (того, чего мы не можем избежать, так как это – желание), но порядок фатального является антитезой вытеснения. То, чего невозможно избежать, это не желание, а ироническое присутствие объекта, его безразличия и его безразличных связей, его вызова, его соблазна, его непокорности символическому порядку (а следовательно, и бессознательному субъекта, если оно вообще есть), – словом, принципа Зла.
Объект не подчиняется нашей метафизике, которая всегда стремится выделять [distiller] Добро и отсеивать [filtrer] Зло. Объект проницаем для Зла. Поэтому он коварно, по-дьявольски выказывает свое добровольное рабство и охотно, как и природа, подчиняется любому закону, который ему навязывают, но при этом не подчиняется всей совокупности законов. И когда я говорю об объекте и его глубокой двуличности, то говорю о всех нас и о нашем социальном и политическом порядке. Вся проблема добровольного рабства в том, чтобы пересмотреть его в этом смысле, и не для того, чтобы разрешить, а чтобы постичь его загадку: повиновение – на самом деле банальная стратегия, которая не должна быть объяснена, поскольку она тайно содержит – любое повиновение тайно содержит в себе – фатальное неповиновение символическому порядку.
В этом и заключается принцип Зла не как мистической инстанции и трансцендентности, а как сокрытия символического порядка, похищения, изнасилования, присвоения и иронической растраты символического порядка. Объект проницаем для принципа Зла, потому что, в отличие от субъекта, является плохим проводником символического порядка и, наоборот, хорошим проводником фатальности, то есть чистой, суверенной и непримиримой, имманентной и загадочной объективности.
В конце концов, интересно не Зло, а спираль ухудшения. Ведь в своем злосчастье, в своем зеркале субъект прекрасно отражает принцип Зла, но объект хочет быть хуже и требует худшего. Он демонстрирует более радикальный негативизм, ведь если все, в конечном счете, не подчиняется символическому порядку, то это значит, что все было совращено изначально.
Еще прежде чем он был создан, мир уже был соблазнен. Странная прецессия, которая до сих пор довлеет надо всей реальностью. Мир был обесчещен изначально, поэтому невозможно, чтобы он когда-либо смог оправдаться. Исторический, или субъективный, негативизм ни при чем – поистине дьявольским, даже по мысли, является лишь изначальное совращение.
Утопии о Страшном суде, дополненной утопией первоначального крещения, противостоит головокружение симуляции, дьявольский восторг от эксцентричности начала и конца.
Вот почему боги могут жить и скрываться лишь в нечеловеческом, в предметах и животных, в сфере молчания и объектной брутализации, [136]а не в человеческой сфере языка и субъектной брутализации. Бог-человек – это абсурд. Бог, который сбрасывает ироническую личину нечеловеческого, выпадает из бестиальной метафоры, объектной метаморфозы, где он в молчании олицетворял принцип Зла, чтобы приобрести душу и облик, а заодно приобретает и коварную человеческую психологию.
Следует уважать нечеловеческое. Как это делали некоторые культуры, которые называют фаталистическими, чтобы осудить без лишних слов, ведь свои заповеди они находили в нечеловеческом, получали их от небесных светил или бога-животного, от созвездий или божества без образа. Грандиозное решение – это божество без образа. Нечто совершенно противоположное нашему модерному и технологичному иконопоклонению.
Метафизика позволяет проникать [filtrer] лишь доброму излучению, она хочет сделать из мира зеркало субъекта (самого уже прошедшего через стадию зеркала), мир форм, отделенных от своих двойников, от своей тени, от своего образа: это и есть принцип Добра. Тогда как объект – это всегда фетиш, подделка, feiticho , пустышка, обманка, все то, что воплощает в себе отвратительную помесь вещи с ее магическим и искусственным двойником, и то, что никакая религия транспарентности и зеркала никогда не сможет разрешить: это и есть принцип Зла.
Читать дальше