Альберт Байбурин - Жилище в обрядах и представлениях восточных славян

Приведенные общие соображения представляются чрезвычайно существенными для понимания очеловеченных форм пространства, квинтэссенцией которых является жилище. Устанавливая первый венец, человек не только реализует план жилища, но и делит мир на два «текста» с совершенно различным смыслом. В зависимости от того, куда человек помещает себя — внутрь или вовне, он по-разному оценивает окружающий мир [237] О роли точки зрения в восприятии событий реальности см.: Успенский Б. А . Поэтика композиции. М., 1970. .

Характерно, что при укладке первого венца семантизируется прежде всего указанное противопоставление: «Когда при рубке зачаточного венца первая щепка полетит внутрь четырехугольника, то всякая прибыль будет приходить, а не уходить из дому»; «Все щепки, полученные при рубке первого венца, нужно собрать в середину 4-угольника, чтобы происходящее вне известно было в доме, но чтобы неизвестно было на улице, что делается дома» [238] Никифоровский Н. Я . Простонародные приметы…, с. 136. . Нетрудно заметить, что даже направление движения (вовнутрь или вовне) расценивается прямо противоположно (в дом — положительно, из дома — отрицательно), ср.: «Смола вытопилась из избы на улицу — к худу» [239] Даль В . Пословицы…, т. 8, с. 188. . Границы дома (а венцы, из которых состоят стены, выполняют прежде всего эту функцию) связываются с отрицательными представлениями (ср. приведенные записи о проделках плотников при укладке 1-го венца, ср. также многочисленные приметы типа: «Дятел мох долбит в избе — к покойнику» и т. п.). Объяснение этому факту, вероятно, нужно искать в особенностях восприятия пространственных структур с ярко выраженной идеей центра. Помещенное в центре строящегося сруба деревце (см. о нем выше) призвано символизировать эту идею. Венцы укладываются не просто так, а вокруг объекта, манифестирующего центр. Можно предположить, что именно это обстоятельство во многом объясняет такой термин, как «венец». По отношению к последнему существенно заметить, что его семантика лежит в области пересечения трех кодов: пространственного, социального и технологического ( вить ). Из анализа зафиксированных в словарях значений (а их около 20): кольцо, обод, обруч, окружность; очертание сияния, блеска вокруг головы святого на иконах; царское головное украшение, корона; девичья головная повязка, лента; свадебный венец; погребальный венец; само бракосочетание, свадьба; чета, муж и жена, тягло; украшение в виде венка вокруг столба, сосудов и проч.; ярус бревен; семья, двор, дым, хозяйство; горный хребет кругом, полукругом, степной кряж, увал; триумфальный венец; честь, слава, почет, украшение, награда, почетное завершение дела и др., следует, что доминирующее положение можно приписать двум признакам: «быть наверху, сверху» и «быть вокруг чего-то».

Некоторые данные, в том числе лексика (кроме термина «венец», исключительный интерес в данном случае вызывает слово «середа» — см. о нем ниже), позволяют предположить существование в прошлом круглых (в основании) искусственных сооружений у восточных славян. Характерно, что в мифологической памяти народа сохранился соответствующий сюжет: «Это было давно, очень давно, когда люди жили еще, как звери, в лесах и скалах и не знали никакого ремесла и искусства. Один человек, не находя себе ни в пустыне, ни среди скал убежища от страшного солнечного зноя, отыскал, наконец, нору, залез в нее и лежит там в совершенном изнеможении. Вдруг предстал пред ним некто в виде странника и говорит ему: „Человече беспечный, что ты здесь делаешь? Зачем забрался ты сюда, как какой-нибудь зверь или гадина? Не лучше ли построить себе шалаш и в нем укрываться от зноя, чем отнимать у зверей их норы?“. — „Я не знаю, что такое шалаш и как его сделать“, — отвечал человек. — „Пойдем со мной, — сказал странник, — я научу тебя“. Человек вылез из норы и пошел вслед за незнакомцем на равнину. Там незнакомец взял большой шест, вбил его в землю, потом сделал вокруг него шалаш. Окончив работу, Бог (незнакомец был сам Бог) сказал: „Осенью я опять приду к тебе и научу тебя, как строить хату“. Наступила осень, и человек, наученный Богом, срубил себе хату и стал жить в ней. С тех пор люди и перестали жить в пещерах и норах, а стали строить себе хаты» [240] И[ванов] П . Народные обычаи…, с. 47. Ср. варианты: первую хату построил Соломон (в апокрифах — Бог или Сатана), причем Сатана построил хату, а Бог прорубил окна для света. Первые же «после Ноя» домики строились без окон, но явился ангел (добрый человек) и прорубил их… См.: Чубинский П. П . Труды этнографо-статистической экспедиции в Западно-Русский край. Т. I. СПб., 1872, с. 100; Сумцов Н. Ф . Культурные переживания, с. 90. . Этот текст, несмотря на то что, безусловно, подвергся обработке, представляет несомненный интерес. Не вдаваясь в детальный анализ, стоит отметить два момента. Во-первых, то, что «первому» жилищу приписывалась круглая, точнее, концентрическая форма (оно строилось «вокруг шеста»); во-вторых, «вначале» было построено временное жилище — шалаш. С этим «воспоминанием» нельзя не связать не только научное, но и народное отношение к временным жилищам как к «пережиткам древности», и прежде всего из-за их ставшей необычной формы [241] О временных жилищах см.: Завойко Г. К . Временные жилища крестьян Костромской и частью Владимирской губ. — Костр. науч. о-во по изучению местного края, Кострома, 1920, вып. XV; Рудольф Э . О лесном заделе, сплаве, и прочих лесных заработках в помещичьих лесах Костромской губ. — Журн. Мин-ва госимуществ, 1842, вып. 5; Ефименко П. П., Третьяков П. Н . Древнерусские поселения на Дону. — МИА, № 8,1948. .