Михаил Вайскопф - Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты [3-е изд.]

Волкогонов Дм. Кн. I. Ч. 1. С. 215.

Сакральность «ядра» подкреплена его особым геометрическим статусом, ибо оно кристаллизуется посредством (попеременной) борьбы с двумя симметрическими опасностями (по принципу «обе хуже»). «Нужно было, — продолжает Сталин, — бить сначала меньшевиков (на предмет выработки марксистских кадров), а потом отзовистов (на предмет превращения этих кадров в массовую партию), наполнив борьбой с этими уклонами целых два периода в истории нашей партии».

Тут он в очередной раз полемизирует с Энгельсом, который по-руссоистски верил в предстоящее исчезновение крупных городов. «Большие города, — возражает Сталин в „Экономических проблемах социализма в СССР“, — не только не погибнут, но появятся еще новые большие города как центры наибольшего роста культуры, как центры не только большой индустрии, но и переработки сельскохозяйственных продуктов и мощного развития всех отраслей пищевой промышленности». Что касается верховного административного центра, то он никуда не денется и при коммунизме, а просто сменит вывеску. «Государство отомрет, — говорит далее автор, — а общество останется. Следовательно, в качестве преемника общенародной собственности будет выступать уже не государство, которое отомрет, а само общество, в лице его центрального, руководящего экономического органа».

Весной и летом 1928 года, т. е. накануне коллективизации, все беды советского сельского хозяйства Сталин усматривал в его «распыленности», которую должно заменить «крупное и концентрированное производство», типа того, что уже достигнуто в промышленности. (Правда, уже через несколько лет гигантские совхозы придется «разукрупнить».)

Эта метафора всегда подвержена у него реализации, яд идеологический легко превращается в яд самый обычный. Отравителями предстают, например, кремлевские библиотекарши, которые олицетворяют буржуазную контрреволюционную культуру. В 1935 году Сталин поведал Роллану: «Оказывается, что кой-кого из этих библиотекарш завербовали наши враги для совершения террора. Надо сказать, что эти библиотекарши по большей части представляют из себя остатки когда-то господствующих, ныне разгромленных классов — буржуазии и помещиков. И что же? Мы обнаружили, что эти женщины ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших ответственных товарищей». — Сталин И. Соч. Т. 18. С. 167.

В своем выступлении перед железнодорожниками на ноябрьских праздниках 1937 года он до того увлекся идей достигнутой государственной слитности, что даже отдал ей предпочтение перед дихотомией центра и периферии: «У нас с вами нет заброшенных окраин, нет центров, все стянуто воедино». — Невежин В. А. Застольные речи Сталина. С. 160.

Цит. по: Сталин И. Соч. Т. 16. С. 75, 76.

О роли индивидуализированного центра и ступенчатых композиций в сталинской архитектуре ср.: Паперный В. Указ. соч. С. 102–111, 129–130.

Такой централизм аукался с допетровской абсолютистской традицией, стремившейся (например, при Алексее Михайловиче) лишить администраторов малейшей независимости. В этой жесткой подконтрольности и скованности состоит важнейшее, но редко учитываемое отличие советского режима от национал-социализма, в котором, при сходной дисциплинарно-коллективистской риторике, действовал тем не менее совершенно иной принцип — чиновничьего вождизма (Fuehrertum), т. е. полицентризма, оставлявший широкое поле для личной бюрократической инициативы. Да и вообще гитлеровский режим был куда менее «тотален». «Здесь все же совсем иначе, чем в Москве! — сказал ген. Власов опекавшему его немецкому офицеру. — Вы берете на себя ответственность и действуете по вашей совести. Такое у нас немыслимо. Малейший намек диктатора — и все падают ниц» ( Штрик-Штрикфельд В. Против Сталина и Гитлера: Генерал Власов и Русское освободительное движение. С. 122). Вот в изображении старого эмигранта типичная реакция советского человека, встретившегося с нацистским идеологическим и административным разнобоем: «— Пропадет Германия!.. Порядка в ней нет… Понимаете, слишком здесь много свободы <���…> — Это „слишком много свободы“ я слышу уже не первый раз <���…> Я стараюсь представить, до чего и как можно довести людей, чтобы в Германии, с ее Гестапо, сыском и доносами, почувствовать то, что чувствуют они» ( Казанцев А. Третья сила: История одной попытки. Frankfurt/M, 1974. С. 97–98).