Виталий Коротич: Застолье в застой

Но, преодолевая сложности, брак совершался прекрасно! Известный своими заметками о жизни наших предков в XIX веке маркиз де Кюстин описывает одно из виденных им венчаний по православному обряду: «Стены и потолки церкви, одежды священников и служек — все сверкало золотом и драгоценными каменьями; люди самого непоэтического склада не могли бы взирать на все эти богатства без восторга… Перед благословением в церкви, по обычаю, выпустили на волю двух сизых голубей; они уселись на золоченый карниз прямо над головами молодых супругов и до самого конца церемонии целовались там». На другой день после свадьбы молодым полагалось делать визиты, а затем устраивался свадебный бал. Считалось, что от знакомства до брака проходит около полугода, а осенние браки благополучнее весенних и летних, потому что молодые, которые женятся осенью, встречаются летом и успевают разглядеть друг друга в деле, в хозяйстве, во дворах, а не только на балах и зимних посиделках, как те, кто сочетается весной (помните: «Жениться в мае — всю жизнь маяться…»).

Все эти подробности уничтоженной жизни ушли быстро и, кажется, навсегда. Я достаточно циничен, чтобы не ахать по поводу целующихся над алтарем голубков, но флирт Остапа Бендера с мадам Грицацуевой или твердость руки Марютки из «Сорок первого», убивающей возлюбленного по причинам классовых разногласий, тоже не вызывают восторга. Помню, что и мой процесс бракосочетания занял минут десять в ЗАГСе и чуть больше — в разговорах с родителями; был еще домашний обед с друзьями и родственниками. Не знаю, прогресс ли это, тем более сейчас, во времена все ускорившей сексуальной революции и однополых браков, уже регистрирующихся во многих странах.

Если уж вдаваться в теорию, то напомню, что у философов не существует единого определения прогресса, тем более — в личной жизни. Отсталый Гегель считал, что критерием прогресса является увеличение свободы в обществе. Передовой Маркс объявил критерием прогресса развитие производительных сил. В обществе, исповедующем марксизм, появились термины «человеческие ресурсы», «рабочая сила». Человек, семейный или одинокий, с общественного дна или из «новой элиты», занимал свое место в строю и расценивался как воспроизводимое природное сырье, вроде леса. Его швыряли во все горнила без жалости; при этом марксисты считали свои догмы абсолютной истиной, а себя — мессиями, несущими человечеству счастье. Они тоже были взаимозаменяемы, эти философы (помните сталинское: «Незаменимых людей нет!»?), и послушно растворялись в своем деле. Зато считалось, что их устами говорила история, а современные люди — глина, из которой предстоит вылепить будущее. Потери на этом пути неизбежны, но все они — на благо несмышленого человечества. «Не можешь — научим, не хочешь — заставим!» Николай Бухарин уточнил: «Пролетарское принуждение во всех его формах, начиная с расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». Человеческие материалы всех стран, соединяйтесь!

Иван Бунин незадолго до отбытия из Одессы в эмиграцию записал: «Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя? Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: «Свобода, равенство, братство, социализм, коммунизм!» И вывеска эта долго еще будет висеть — пока совсем крепко не усядутся они на шею народа».

Уселись очень вскоре, почти сразу.

Бывший киевский политик и газетчик, убежденный монархист Василий Шульгин, которому довелось принимать отречение от престола последнего российского императора, писал в «Трех столицах»: «Без панов жить нельзя. Что такое «паны»? «Паны» — это класс, который ведет страну. Во все времена и во всех человеческих обществах так было, есть и будет. Его называли: высшими кастами, аристократией, дворянством, буржуазией, интеллигенцией, элитой, классом «политиканов», «революционной демократией» и, наконец, на наших глазах называют «коммунистами» и «фашистами». Иногда правящий класс окрашивается в национальные цвета, и тогда его называют то «варягами», то «ляхами», то «жидами». При всей разности у всей этой формации людей есть нечто общее…»