Этот текст – кроме припева! – есть не что иное, как слегка подправленное стихотворение Игоря Кобзева, опубликованное в его сборнике «Московский май» в 1960 году, за два года до рождения Марины Могилевской.
Однако крылатыми стали именно строки припева. Припев неведомые авторы песни заимствовали у другого поэта – Владимира Павлинова. Его стихотворение «Память» было опубликовано в № 1 «Молодой гвардии» за 1965 год, а три года спустя, под названием «Волны», – в единственном сборнике стихов Павлинова «Лицо». Здесь речь шла не только о поцелуях:
Ты так нежно и так несмело
В час, когда засыпал залив,
Отдала мне все, что имела,
Ничего взамен не спросив!..
Режут тени наискосок
Рыжий берег в полосках ила.
Я готов целовать песок,
По которому ты ходила.
Старый пруд затянула ряска,
Укатилась волна, звеня,
Но твоя голубиная ласка
До сих пор убивает меня.
Я брожу по песку годов,
Болью полный, любовью полный,
Но не вижу твоих следов:
Их, наверное, смыли волны.
Владимир Павлинов родился в Москве в 1933 году, окончил Московский нефтяной институт, работал на Алтае в геологоразведочной партии, затем буровым мастером в Средней Азии. Умер он рано, в 1985 году. На его стихи написано несколько «бардовских» песен – «Холода», «Горький мед» и другие.
Выходит, что авторами текста песни Маркина следует считать по меньшей мере троих: Кобзева, Павлинова и, возможно, Могилевскую (если вторая строфа действительно принадлежит ей, а не взята из неизвестного нам «самодеятельного» варианта).
Добавим еще, что у лирического героя стихотворения Павлинова был французский предшественник. Князь Петр Вяземский в «Старой записной книжке» рассказывает о впечатлении, которое произвела у нас романтическая трагедия Виктора Гюго «Эрнани», поставленная с грандиозным скандалом в Париже в 1830 году: «Стихи из нового произведения поэта переходили из уст в уста и делались поговорками». И приводит пример: «Oh! je voudrais savoir (…), Ou vous avez marche, pour baiser le pave» («Я бы хотел знать, где ты ходила, чтобы целовать эту землю»).
В переводе Вс. Рождественского дерзость оригинала, столь поразившая современников Вяземского, существенно сглажена:
О, как бы я хотел, когда бы только мог,
Коснуться, ангел мой, хоть следа милых ног!
Владимир Павлинов едва ли читал Гюго по-французски; стало быть, целование песка придумал сам.
Я могу прожить без необходимого, но без лишнего не могу
17 июня 1963 года в Центральном доме литераторов отмечалось 60-летие Михаила Светлова. Собравшимся на вечер коллегам Светлов сказал:
– Я могу вам точно объяснить, почему вы меня любите. Я вам сейчас скажу, я думал над этим. У меня есть одно волшебное качество: я могу прожить без необходимого, но без лишнего я прожить не могу.
Это высказывание есть также в записной книжке Светлова: «Я легко могу прожить без необходимого, без лишнего я прожить не могу» (опубл. в 1973 г.).
Как вспоминает писатель Руслан Киреев, младший современник Светлова, его фраза «мгновенно стала знаменитой» («Пятьдесят лет в раю», 2008).
Однако, как и во многих других случаях, новое изречение на поверку оказывается хорошо забытым старым. Его прообразом можно считать стих из сатиры Вольтера «Светский человек», 1736):
Le superflu, chose très nécessaire.
Излишек, вещь крайне необходимая.
Еще ближе к светловской фразе признание Теофиля Готье:
Я принадлежу к тем, кому необходимо излишнее.
(Предисловие к роману «Мадемуазель де Мопен» (1836); пер. Е. Баевской)
А в книге Фрэнка Харриса «Оскар Уайльд, его жизнь и признания» (1916) приведена устная фраза Уайльда, почти неотличимая от светловской:
– Дайте мне излишества, и я обойдусь без необходимого.
(«Give me the luxuries and I can do without the necessities».)
Уайльд не раз говорил о необходимости бесполезного:
В наш век необходимы только бесполезные вещи. («Портрет Дориана Грея», 1892.)
Там, где необходимое дешевле излишнего, общество деградирует. Хлеб всегда должен быть дороже цветов. (Из черновых рукописей.)
Я никогда не сеял овес; но я посадил несколько орхидей. (Из черновых рукописей.)
Но парадокс, процитированный в воспоминаниях Харриса, лишь отчасти может считаться уайльдовским. Это не более чем вариант хорошо известного к тому времени афоризма, принадлежавшего американскому историку и дипломату Джону Лотропу Мотли (1814–1877). Впервые он был процитирован в книге Оливера Уэнделла Холмса-старшего «Самодержец за обеденным столом» (1858):
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу