Если тебя ударило молнией, не стоит заглядывать в Книгу Перемен, чтобы узнать, к чему бы это.
Мало кто точно знает, что было вчера; что же сказать о прорицаниях на завтра?
Немного есть неприятностей в жизни, которые нельзя было бы быстро и благородно уладить при помощи самоубийства, мешка с золотом или толкнув врага к краю пропасти темной ночью.
Однако о жизни в интересные времена Кай Люнь не говорил ничего.
Зато нечто весьма похожее говорили в Америке и Европе начиная с XVIII века. Бенджамин Франклин в своем «Альманахе бедного Ричарда на 1740 год» писал: «Счастлив народ, благословен век, история которого незанимательна».
Английский историк Томас Карлейль приписывал Шарлю Монтескье изречение «Счастлив народ, история которого скучна!» («История Французской революции», 1837).
Часто цитируется мысль Джорджа Элиота (Мэри Энн Эванс) из романа «Мельница на Флоссе» (1860): «У счастливых женщин, как и у счастливых народов, нет истории».
Не остались в стороне и русские авторы. В 1931 году в парижских «Последних новостях» был напечатан афоризм Дон-Аминадо (Аминада Петровича Шполянского): «Нет ничего скучнее, чем жить в интересное время».
Эти слова стали эпиграфом к книге Констана Буркена «Конец света. Размышления о людях моего поколения», вышедшей по-французски в Женеве на втором году Второй мировой войны (1940).
Почти тогда же, в 1941 году, написаны знаменитые строки Николая Глазкова:
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый – век необычайный:
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!
(«Фантастические годы», II, 4)
Эти заметки уместно закончить проклятием, более близким к нашему времени:
– Чтоб тебе всю жизнь жить при перестройке!
(Из сборника афоризмов Аркадия Давидовича «Конец света закончится хорошо», 2000.)
Шампанское марки «Ich sterbe»
9 (22) июня 1904 года 42-летний Чехов приехал в Баденвейлер, горный курорт на юго-западе Германии. Вместе с женой, Ольгой Леонардовной Книппер, он остановился в гостинице «Зоммер».
Писатель был болен туберкулезом в последней стадии. В первые недели ему стало лучше, но 27 и 28 июня последовали два сердечных припадка.
1 июля Чехов сымпровизировал для жены забавную историю о богачах на модном курорте, заставив ее смеяться чуть ли не до слез. Вечером она взяла сборник его рассказов, делая вид, что читает, чтобы иметь повод бодрствовать у кровати больного. Очнувшись, он спросил: «Что читаешь?» А потом: «Дурочка, кто же возит книги мужа с собой?»
Подробности смерти известны по рассказам Книппер, сделанным в разное время. В письме к своей матери от 14 (27) июля 1904 года Книппер рассказывала, что 2-го, в первом часу ночи, Чехов начал томиться, заговаривался, снимал лед с сердца, говорил:
– На пустое сердце не надо льду.
(Имея, по-видимому, в виду, что кровь не поступает в сердце.)
Явившемуся врачу-немцу он сказал по-русски:
– Я умираю, – и лишь потом по-немецки: – Ich sterbe.
Согласно книге А. Измайлова «Чехов. Биография» (1916), где кончина писателя описана по рассказу Книппер, пришедшего врача Чехов спросил по-немецки:
– Смерть?
Тот отвечал отрицательно. На сердце больного положили лед, потом он глотнул шампанского и стал бредить:
– Матрос уехал?
– Какой матрос?
– Матрос – уехал он?
– Уехал.
Очевидно, это было связано с русско-японской войной, за ходом которой Чехов следил по газетам.
Однако обычно цитируется мемуарный очерк Книппер «Из моих воспоминаний о Художественном театре и об А. П. Чехове», появившийся лишь в 1922 году и во многом несходный с ее более ранними свидетельствами: «Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (…): “Ich sterbe…” Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:
– Давно я не пил шампанского… – покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда…»
Британец Дональд Рейфилд в книге «Жизнь Антона Чехова» (1998) разъясняет, что, «согласно русскому и немецкому врачебному этикету, находясь у смертного одра коллеги и видя, что на спасение нет никакой надежды, врач должен поднести ему шампанского».
После издания книги Рейфилда в России эта версия стала у нас весьма популярной. Однако «врачебный этикет», о котором говорит Рейфилд, не более чем домысел биографа. Шампанское было обычным тонизирующим средством в тогдашней медицине; его давали, например, умирающему Оскару Уайльду в сочетании с морфием, а потом – умирающему Льву Толстому в сочетании с камфарой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу