Вот почему, несмотря на все уговоры и даже упреки Чертковых (Анна Константиновна не отказала себе в удовольствии кольнуть меня тем, что я-де «тороплюсь в герои», стремясь приблизить срок отказа от военной службы), я в феврале 1911 года окончательно решил покинуть дом Чертковых и отправиться в Томск. Я не предполагал сам являться к властям, но из последнего письма матери я знал, что полиция уже побывала у нас на квартире и справлялась обо мне, – таким образом, ясно было, что мне не миновать ареста и тюрьмы.
Добавлю, что в свое время я советовался со Львом Николаевичем насчет того, нужно ли мне откладывать и дальше, на неопределенное время, формальный свой выход из университета с тем, чтобы, пользуясь, как студент, отсрочкой по отбыванию воинской повинности, иметь возможность и впредь сотрудничать с ним или с Чертковым, что как раз советовал и чего даже требовал от меня последний. И Лев Николаевич ответил на мой вопрос – в полном согласии с моим настроением и мнением – отрицательно.
– Я всегда говорил Владимиру Григорьевичу, – сказал он, – что так рассчитывать нельзя. Ссылка на необходимость продолжения работы – это самый негодный довод!
Лев Николаевич и за себя, и за другого готов был принять какую угодно внешнюю судьбу, какую угодно комбинацию внешних отношений, лишь бы обеспечены были свобода и достоинство внутренние. Кроме того, никогда бы он не мог позволить себе желать использовать для себя, даже в крайней нужде, какого бы то ни было другого человека, если бы для того, для его духовной или даже внешней жизни, это не подходило. В. Г. Чертков, наоборот, в этом отношении никогда не церемонился. Я ему был еще нужен – следовательно, надо было меня всеми способами удерживать при себе, как бы это ни отразилось на моем внутреннем состоянии. Другое дело, если бы я перестал быть нужен: тогда от меня можно было бы и отказаться, и притом – без всякого сожаления. О последней опасности, кстати сказать, предупреждал меня в свое время Д. П. Маковицкий:
– Чертковы не считаются с интересами тех молодых людей, которых они приглашают к себе в сотрудники, – говорил он. – И если тот или иной человек становится им более ненужным, то они выбрасывают его без милосердия, как выжатый лимон!
Впрочем, состав чертковских сотрудников постоянно и сам собой обновлялся, потому что только единицы могли выдерживать долго атмосферу чертковского дома…
Выйдя из университета еще при жизни Льва Николаевича (это была внутренняя необходимость), я уж никак не стал бы отсрочивать этот выход и его неизбежные последствия ради Черткова.
«Как долго пробуду я в заточении? Кто знает!.. 3–4 года наверное», – так думал я, собираясь в путь. Я действительно проникнут был чувством самоотречения и мысленно готовился не только к продолжительному заключению в тюрьме, но и к смерти. Весь внутренний мир мой как бы вновь очистился и обновился в предвидении тяжелого испытания. Я говорил себе, что теперь придется с покорностью судьбе оставить все, что мне было дорого в этом мире, и пробудить в душе верность одному Богу, которого никто и никогда у меня не отнимет.
Неминуемая перспектива отказа и связанного с ним возмездия, видимо, настраивала примирительно и любовно по отношению ко мне и самих Чертковых, и тем более все остальное население их дома, среди которого я покидал нескольких друзей (Толю Радынского, Федю Перевозникова и др.). Меня тепло проводили, напутствуя пирожками, пожеланиями, благословениями, слезами и т. д. Толя и Федя на санках довезли меня до Тулы, где я пересел в поезд дальнего следования, который должен был умчать меня в родную Сибирь – на тяжелое, но и благостное, светлое испытание силы духа.
Я ехал в самом бодром и радостном настроении: бой с темными силами представлялся мне неминучим, а в духовной победе своей я не сомневался.
Часть III
У могилы учителя
Глава 1
Телятинки и Ясная Поляна после смерти Л. Н. Толстого
О приязни миллионера. – Прерванная поездка в Москву. – Как «зафрахтовал» меня В. Г. Чертков. – Привлекательная личность подруги жизни В. Г. Черткова. – О двух полотнах художника Н. А. Ярошенко. – Как выполнено было завещание Л. Н. Толстого. – Потревожили царя. – «Толстовцы» веселятся… – Орлиное гнездо, превратившееся в курятник. – Скорбный праздник в Ясной Поляне. – Писатель Пурис и подвижник Толя. – Галерея лесковских типов вполне реальна.
Я решил отправиться в Москву. Но не в Толстовский музей. В Москве у меня было одно довольно занятное знакомство, которое я решил использовать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу