Ханна Фрай - Hello World. Как быть человеком в эпоху машин

А ведь есть и другие трудности.

Помните нейросеть, которая различала волков и собак? Ее легко было обучить. Программистам достаточно было запастись пачкой фотографий с собаками и волками, пометить их и показать компьютеру. Простые данные, не допускающие двоякого толкования. Но, как сказал журналу Массачусетского технологического института MIT Technology Review специалист по компьютерной диагностике, патолог Томас Фукс, “в такой специфической области, как медицина, для того чтобы правильно разметить информацию, которую вы загружаете в компьютер, требуются люди с огромным опытом работы” [190].

При решении узких задач — скажем, когда в биоптатах, взятых для исследования на рак молочной железы, надо отличить “доброкачественное” новообразование от “опасной формы рака” — это еще можно организовать. Но универсальный диагностический компьютер, такой как Watson , должен разбираться практически во всех без исключения диагнозах. Для этого целая армия “дрессировщиков” самого высокого уровня должна в течение долгого времени снабжать машину информацией о пациентах и разнообразных специфических симптомах их заболеваний. Вообще-то этим людям есть чем заняться — например, спасением жизни других людей.

Итак, мы подходим к последнему препятствию. Его преодолеть сложнее всего.

Проблема данных

Родители Тамары Миллз заметили, что она как-то не так дышит, еще когда она была совсем малюткой. К девяти месяцам врачи нашли у нее астму — недуг, которым страдают 5,4 миллиона граждан Великобритании и 25 миллионов американцев [191]. Хотя Тамара была младше большинства своих товарищей по несчастью, в первые годы ее жизни болезнь удавалось контролировать, и она точно так же росла и играла на морском берегу северной Англии, как и другие дети-астматики, — не расставаясь, впрочем, с ингалятором.

В восемь лет Тамара подхватила ужасный свиной грипп. Оказалось, что для ее здоровья это был поворотный момент. Одна за другой пошли легочные инфекции. Иногда во время приступов астмы у нее синели губы. Но сколько Тамара с мамой ни обращались к ее лечащему врачу и в местную больницу, сколько ни жаловались ее родители на то, что она расходует ингаляторы быстрее, чем было бы положено [192], никто из докторов не направил ее к специалисту.

Однако ее родные и учителя понимали, что дело принимает серьезный оборот. После двух приступов, едва не стоивших Тамаре жизни, и последующей госпитализации девочку освободили от уроков физкультуры. Потом лестница в доме стала чересчур крутой для нее, и она переселилась в одноэтажный летний домик бабушки с дедушкой.

Десятого апреля 2014 года Тамара в очередной раз заболела. Ночью дедушка увидел, что она дышит с трудом. Он вызвал скорую и постарался хоть как-то ей помочь, используя два ингалятора и кислородный баллон. Тамаре становилось все хуже и хуже. Позже той же ночью она умерла, ей было всего тринадцать лет.

Астма — вовсе не фатальный диагноз, тем не менее ежегодно в Великобритании от этой болезни умирают 1200 человек, из них 26 детей [193]. По некоторым оценкам, две трети этих смертей можно предотвратить — как можно было не допустить гибели Тамары. Но спасение людей целиком и полностью зависит от того, удастся ли заметить тревожные симптомы и будут ли приняты соответствующие меры.

В течение четырех лет, предшествовавших последнему, смертельному, приступу, Тамара обращалась к лечащему врачу и в больницу не менее сорока семи раз. Очевидно, та терапия, которую ей проводили, не давала эффекта, но каждый раз, когда она попадала на прием, врачей интересовало только ее нынешнее состояние. Ни один из них не пытался изучить проблему в комплексе. Ни один не пытался на основании ее визитов составить характерную картину болезни; ни один не обратил внимания на то, что состояние девочки стабильно ухудшалось; ни один не подумал, что пора попробовать какие-нибудь новые методики [194].

На то есть причина. Хотите верьте, хотите нет (те, кто проживает в Англии, должно быть, охотно верят), но Государственной службой здравоохранения Великобритании не предписано систематически собирать воедино медико-санитарную документацию. Если вы попадете в государственную больницу, о ваших прежних визитах к семейному доктору врачи ничего не узнают. Многие записи так и остаются только на бумаге, то есть в течение десятков лет медики обмениваются информацией по старинке. Отчасти поэтому британская Служба здравоохранения снискала сомнительную славу основного потребителя аппаратов факсимильной связи [195].