Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Через неделю моя работа переводчика для специалистов по межеванию окончилась. Мы вышли к Трансамазонскому шоссе; я увидел его впервые в жизни. Поскольку выше по реке от шоссе индейцы пираха не живут, Фонд предоставил мне выбор: остаться на корабле еще на две недели обратного пути по Майей и Мадейре до Манауса или ехать автостопом до Порту-Велью по шоссе. Я выбрал второе, и поэтому меня высадили у моста через Майей — небольшого деревянного сооружения, которое казалось совершенно непригодным для того, чтобы по нему все время ездили тяжелые грузовики, везущие бревна или минеральное сырье с шахт компании «Минерасан Табока» ( Mineracao Taboca ) в четырех сотнях километров к востоку отсюда.

В этой экспедиции мы узнали много нового. На пятый день пути картограф из Фонда выяснил, что карта местности, составленная бразильской администрацией по данным аэрофотосъемки, неверна. Утром того дня, за кофе, он сказал, что с нашей скоростью мы доберемся до ближайшего селения только через два дня, если не больше. Это нас обеспокоило, так как у нас оставалось мало топлива и припасов. Я повернулся к Кохои и спросил его, далеко ли до следующего селения. Он сказал, что в следующем селении живет Тоитои и что мы доберемся к полудню. Я передал его ответ картографу, и тот ответил: «Ну что ж, не буду спорить с аборигеном о его родных местах, но если он прав, то неверна армейская карта». В селении Тоитои мы были к полудню, и картограф стал внимательно изучать карту. Наконец он установил, что центральная часть карты — течение реки Майей между селениями Кохои и Тоитои — была нанесена на нее дважды подряд. Это оказался очень важный урок для бразильской администрации.

Для индейцев и для меня результаты нашей поездки были еще лучше. Теперь у индейцев была собственная официально утвержденная территория; можно было начинать длительный бюрократический процесс оформления ее в резервацию. Мы с Левинью часами беседовали о культуре пираха. Его поразило, что у них нет мифов о сотворении мира, и он всеми силами пытался выудить из них хоть что-то подобное, но тщетно. Так же удивило его и отсутствие устной истории и устного творчества; возможно, именно он первый заставил меня задуматься, насколько же это необычно. Его энтузиазм был заразителен: впоследствии изучать культуру пираха приехал его друг Марку Антониу Гонсалвис, аспирант-антрополог из Рио.

В поездке я познакомился практически со всеми в племени пираха, узнал их по имени. Я вызывал у них неподдельный интерес: они слышали о белом человеке, учившем их язык, но большинство меня никогда не видели. Дети и женщины особенно разевали рты, когда я заговаривал с ними на их языке. В каждом селении меня звали вернуться к ним жить и привезти семью. Это было заманчивое предложение: как я заметил, мои новые знакомые в селениях выше по течению реки почти не примешивали в свою речь ломаные португальские слова. Многие индейцы, жившие ниже по реке, знали португальские глаголы, и, когда они говорили со мной на языке пираха, они пытались использовать эти иностранные слова—конечно же, чтобы помочь мне Понять. Но даже эта небольшая примесь португальского мешала мне изучать настоящий язык пираха. Я понял, что в селении дальше от устья португалоязычные «помехи» будут встречаться намного реже.

Вот так эта поездка оказалась полезной для всех: и для племени пираха, и для бразильской администрации, и для науки, и для меня.

Кабокло — это преимущественно потомки амазонских индейцев, полностью перешедшие на португальский язык и встроившиеся в экономику региона; себя они считают бразильцами, а не членами тех или иных племен. Пираха называют кабокло словом xaooi-gii (‘настоящие чужаки’; суффикс -gii значит ‘настоящий, подлинный’). Американцы и другие иноплеменники, даже бразильцы из городов, называются просто xaooi . У пираха более теплые отношения с кабокло, потому что они чаще видятся и живут в одной и той же среде, умеют одно и то же: охотятся, ловят рыбу, плавают на каноэ, исследуют джунгли.

Культура кабокло теснит обычаи пираха на повседневном уровне уже более двух сотен лет. Это культура «настоящих мачо», подобно ковбойской культуре, в которой вырос я. Однако у нее есть и обратная сторона: стоицизм, почти фатализм, который мало присущ субкультурам в США.

Индейцы пираха обязаны встречам с кабокло почти всеми своими знаниями об окружающем мире людей. А вот ценности американцев резко отличаются от ценностей кабокло. И пираха видят эту разницу, так как мировоззрение кабокло больше похоже на их собственное.