Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

В этом смысле отношение пираха к знанию, истине и Богу похоже на философию прагматизма, восходящую к работам Уильяма Джемса, Чарльза Сандерса Пирса и других, а само это философское течение находится под влиянием концепции терпимости к физическим и культурным различиям, характерной для коренных народов Северной Америки. Общая идея пираха и представителей прагматизма заключается в том, что проверка знания — это проверка не его истинности, а его пользы. Они хотят знать именно то, что им нужно знать, чтобы действовать, а это знание базируется в основном на культурных концепциях полезных действий, частью которых являются теории. Значит, культура помогает нам, когда мы находимся в тех местах, где она возникла и развивалась.

Когда же мы попадаем в новое место, в непривычную для тела и ума обстановку, к которой нас не подготовила наша культура, она может стать препятствием. Приведу пример того, насколько плохо моя культура подготовила меня к определенным условиям жизни. Как-то вечером мы шли с подростком-пираха по имени Каиоа (Kaioa). Уже было темно, и мы шли из его хижины ко мне домой; от его дома до моего было чуть больше четырехсот метров по узкой тропинке в джунглях рядом с неглубоким болотом. Я громко разговаривал с Каиоа и подсвечивал себе путь фонариком. Каиоа шел чуть позади без фонарика. Внезапно он прервал мой поток речи и тихо произнес:

— Смотри, там впереди кайман!

Я направил на тропинку луч фонаря, но ничего не увидел.

— Выключи эту молниеподобную штуковину в руке, — предложил Каиоа, — и посмотри в темноту.

Я послушался. Теперь не было видно вообще ничего.

— О чем ты говоришь? — спросил я, подозревая, что он хочет меня разыграть. — Там ничего нет.

— Нет же. Смотри! — Каиоа хихикнул. Моя неспособность видеть дальше своего носа была для пираха источником нескончаемого веселья. — Видишь вон там такие два глаза, похожие на кровь?

Я напряг глаза и, конечно, разглядел две красных точки метрах в тридцати от нас. Каиоа сказал, что это глаза некрупного каймана. Он подобрал с земли тяжелую палку и побежал вперед. Через пару секунд я услышал звук удара, но ничего не было видно. Вскоре Каиоа вернулся, со смехом таща за хвост метрового каймана, оглушенного, но еще живого. Пресмыкающееся, видимо, выползло из болота, чтобы поохотиться в кустарнике на лягушек и змей. Кайман едва ли мог меня убить, однако если бы я и дальше беззаботно болтал и не смотрел под ноги, то вполне мог бы лишиться пальца на ноге или получить рваную рану.

Мы, городские жители, привыкли отслеживать на дороге автомобили, велосипеды и пешеходов, но никак не доисторических рептилий. Беззаботно шагая по тропе в джунглях, я не знал, чего ожидать и чего опасаться. Это был еще один урок мышления и культуры, хотя тогда я этого и не понимал. Мы воспринимаем мир так, как нас научили наши культуры. Если наше культурно ограниченное восприятие мешает нам в каком-то окружении, то наши культуры затуманивают наш взгляд на мир и ставят нас в неблагоприятные условия.

Был и такой случай. Я плавал перед собственным домом в компании Кохоибииихиаи, моего учителя. Мы плескались в воде, разговаривали и были совершенно расслаблены. Внезапно чуть ниже по течению к берегу подошло несколько женщин. Они принесли с собой мертвую обезьяну, которую только что опалили в костре. Ее шерсть сгорела, а шкура почернела. Стопы и кисти рук были отрублены и отданы детям в качестве лакомства. Положив обугленную обезьяну на землю, одна из женщин сделала разрез от паха до грудины и, нисколько не церемонясь, начала руками вытаскивать из нее кишки. Закончив, она отрубила мертвому зверю руки и ноги и смыла кровь в реку. После этого она выкинула серую массу внутренностей в реку и пошла прочь. Вскоре я заметил, что вода начала пениться.

— Что это? — спросил я Кохои.

— Baixoo ‘пираньи’, — ответил он. — Они любят есть кровь и потроха.

Я насторожился. Чтобы выйти на берег, надо проплыть рядом с этой пенящейся и пузырящейся водой. А вдруг пираньи начнут искать еду рядом со мной или, например, захотят белого мяса?

— А нас они не съедят? — спросил я.

— Нет. Только обезьяньи потроха, — ответил Кохои, спокойно плескаясь рядом со мной. Вскоре он сообщил, что собирается на берег.

— Я тоже, — ответил я. Я старался держаться как можно ближе к нему и, когда наконец вышел из воды, испытал ни с чем не сравнимое облегчение.

Моя южнокалифорнийская культура помогла мне представить себе пиранью, хотя это представление было не вполне точным. Но культура не подготовила меня к тому, чтобы узнать их по следам и признакам в дикой природе. Не подготовила она меня и к тому, что рядом с пираньями надо быть спокойным, а спокойствие в джунглях — это граница между жизнью и смертью.