Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

— Дэниэл, вы были неправы! — выпалил он еще до того, как мы стали слушать. Он явно уже не мог сдерживаться.

Я поставил чашку:

— В каком смысле — неправ?

— В том смысле, что я нашел у них космогонический миф! — улыбнулся он. — Вы говорили, что у них его нет, а я нашел. Не могли бы вы послушать запись и помочь перевести текст?

Одной из причин, по которой он решил писать дипломную работу 0 пираха, было мое заявление об отсутствии у этого народа космогонических мифов, т. е. повествований о прошлом — о том, откуда они, как был сотворен мир и т. д.

— Ну что ж, давайте послушаем, — ответил я, снедаемый любопытством.

В начале зазвучал голос студента-антрополога, который говорил по-португальски с индейцем-пираха у магнитофона. Он был вынужден вести беседу на португальском, поскольку знал на пираха всего несколько слов; правда, почти все пираха говорили по-португальски примерно так же.

Студент:Кто сделал мир?

Мужчина-пираха, сидящий перед микрофоном:Сделал мир... ( повторяет только последние два слова ).

Студент:Как был сделан мир?

Мужчина-пираха, сидящий перед микрофоном:Сделан мир...

Студент:Что было первым? Первое?

Пауза.

Голос индейца-пираха на заднем плане:Бананы! ( мужчина-пираха, сидящий перед микрофоном, быстро повторяет подсказку ).

Студент:А что было потом? Второе?

Голос на заднем плане:Папайя...

Мужчина-пираха, сидящий перед микрофоном:Папайя... ( громко, сменив тему ) Эй, Дэн! Ты меня слышишь? Я хочу спичек! Я хочу полотна! У меня ребенок болеет! Ему нужны лекарства!

И пираха продолжили обращаться ко мне: они рассказывали о селении и о том, кто сидел у микрофона, и что им требовалось, спрашивали, когда я приеду и т. д. Студент решил, что этот поток живой и взволнованной речи и есть их миф о сотворении мира. На самом деле пираха знали, что я могу услышать их напрямую с помощью приборов, которые они видели, например телефонов и раций, и поэтому решили, что коммуникация посредством любых электроприборов, таких как магнитофон, построена по тому же принципу. Они не отвечали на вопросы студента, они говорили со мной. Когда я сказал студенту об этом, он не расстроился, хотя, кажется, был несколько потрясен тем, что мог настолько заблуждаться (как известно, мы часто находим то, что ищем, даже если его на самом деле нет). В любом случае, он понял, что у него не получится провести достаточно времени с пираха, чтобы выучить их язык, и работа над его дипломным проектом окажется сложнее, чем предполагалось.

Проблема моего друга была в том, что он говорил как «кривоголовый» (т. е. по-португальски), пытаясь общаться с «прямоголовыми». С другой стороны, разве мы все не сталкиваемся с этой проблемой в общении? Нам постоянно нужно выходить за рамки наших собственных коммуникативных условностей, пытаясь видеть все с точки зрения иного набора условностей. Эту проблему можно встретить в науке, профессиональной деятельности и личной жизни, в отношениях мужей и жен, отцов и детей, начальников и подчиненных. Часто мы думаем, будто знаем, о чем думает собеседник, а потом, подробнее изучив ход беседы, осознаем, что многое поняли неверно.

Что подобное непонимание может рассказать нам о природе нашего сознания, о языке, о самом биологическом виде Homo sapiens ? Чтобы узнать это, нам нужно будет сделать небольшое отступление и обсудить природу знания и человека. Катализатором для этого обсуждения стала история с псевдомифом о сотворении мира. Цель этого отступления — подготовиться к обсуждению более важных тем, связанных с народом пираха и его языком.

Когда мы говорим на языке, фоном для него становится множество допущений, из которых сформирована наша культура. Когда друг говорит мне, что на перекрестке надо повернуть налево, он не добавляет: «Остановись точно перед белой стоп-линией и жди зеленого сигнала светофора». Он знает, что мне это и так известно, ведь мы с ним воспитаны в одной культуре. Точно так же индеец-пираха, который учит сына охотиться на рыбу из лука, не говорит ему, что надо подолгу сидеть без движения в каноэ или целиться не в рыбу, а чуть ниже (поправка на преломление света в воде): и то, и другое — это культурно обусловленные приобретенные навыки, которые имплицитно известны всем пираха. Им не нужно говорить о них напрямую.

Для пираха, как и для каждого из нас, знание — это опыт, интерпретируемый посредством культуры и индивидуальной психики. У этого народа знание требует непосредственных показаний очевидца, однако они не подвергают такие свидетельства очевидцев «независимой экспертизе». Если я приду в селение пираха и скажу, что видел летучую мышь с шестиметровыми крыльями, большинство не поверит мне, но, возможно, они пойдут проверить, нет ли там мыши. Или если я расскажу о том, что видел, как ягуар превратился в человека, они спросят меня, где, когда и как это случилось. По сути, у них нет более высокой инстанции, чем мои свидетельские показания. Это совсем не означает, будто пираха не способны лгать. По правде говоря, ложь в их обществе встречается так же часто, как и в любом Другом (у нее есть важное эволюционное предназначение, например, защита собственной жизни и жизни близких). И тем не менее знание — это объяснение собственного опыта, причем такое объяснение, которое представляется наиболее полезным.