Борис Бирюков - Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура

В этих — и подобных им — характеристиках «идеологии» отмечаются и другие особенности комплексов идеологических представлений, как то: фундаментальная роль в них специфических языковых и символических форм (ср. известный анализ, произведенный Э. Кассирером); терпимость к логическим противоречиям; независимость (разумеется относительная, в той или иной мере) идеологем-клише, включая одобряемые идеологией цели деятельности и пути их достижения, от познавательных реалий; жесткость (ригидность) ценностных установок; преобладание волевых компонент над рациональными в поведении носителей идеологии, и т. п.

Сразу же отметим и еще одно примечательное обстоятельство: родство идеологии (в рассматриваемом нами смысле) с мифологией. Речь идет не только о сходстве «идеологии» с так называемой социальной мифологией, определяемой как «особый тип духовной деятельности по созданию и распространению политических мифов», связываемый с идеологической практикой XIX–XX столетий [5] П.С. Гуревич . Мифология социальная. Современная западная социология. Словарь. М. 1990, С. 190. — в этом ее понимании она фактически совпадает с интересующим нас феноменом идеологии — но и о мифологиях, возникших на заре человеческой истории. Чтобы в этом убедиться, достаточно привести следующую характеристику мифологии последнего рода: «неспособность провести различие между естественным и сверхъестественным, безразличие к противоречию, слабое развитие абстрактных понятий, чувственно-конкретный характер, метафоричность, эмоциональность — эти и другие особенности первобытного мышления превращают мифологию в очень своеобразную символическую (знаковую) систему, в терминах которой воспринимался и описывался внешний мир». [6] С.А. Токарев, Е.М. Мелетинский . Мифология. Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1980, Т. I. С. 13.

Глубокое исследование первобытного мышления, произведенное Люсьеном Леви-Брюлем, показало, что, пронизанное мифологическими представлениями, оно значительно отклоняется от привычного нам логического мышления, и поэтому французский этнолог назвал его паралогическим, то есть, грубо говоря, дологическим, так как оно не удовлетворяет требованию логики, запрещающей противоречия в мысли и допускает отождествление совершенно разнородных явлений — части и целого конкретной социальной общности и ее тотема и др. То, что паралогичность (в целях благозвучия предпочитают говорить о прелогичности) не распространяется на конкретную практическую деятельность «наименее развитых этносов» (что вполне понятно: трудовые действия носителей первобытного мышления не могли не подчиняться «логике вещей», запечатленных в правилах формальной логики), не снимает мощи паралогического в их мыслительной активности, так как она полна мистико-мифологических представлений.

В контексте концепции «первобытного мышления», восходящей в значительной мере к идеям Леви-Брюля и развитой далее (в несколько ином плане) К. Леви-Стросом, рассмотрение «идеологии», казалось бы, естественно ввести в контекст воззрений таких мыслителей, как, скажем, Ф. Ницше или З. Фрейд. Но мы остережемся вступать на этот путь, так как сами концептуальные конструкции этих авторов при ближайшем рассмотрении оказываются некоторыми идеологиями (и мифологиями), нагруженными «иллюзорными представлениями».

Не вдаваясь в детали, назовем одну из работ Фрейда — «Будущее одной иллюзии». В этой работе ложность — «иллюзорность» религиозных представлений с их верой в Бога и Божественную благодать, в загробную жизнь и посмертное воздаяние принимается как нечто само собой разумеющееся, не требующее доказательства. Между тем мощный поток человеческой культуры, на протяжении веков культивировавшей не просто религиозные догматы, но и магию, мистику и оккультные явления, нельзя просто отбросить, объявив «иллюзией». За последние 200 лет в него влились парапсихологические исследования, которыми всерьез занялись физики — экспериментаторы и теоретики; имеется нарастающий массив фактов, говорящих в пользу реальности и «жизни после жизни», и еще более «странных» явлений (типа «внетелесных переживаний» и палингенесии). «Антирелигиозный» тезис требует обоснования, а не умозрительных психоаналитических «изысков», хотя бы и приводимых под флагом «научности».

В свете уничтожающей критики установки на «научность» вне сферы собственно науки, которую дал Н.А. Бердяев в труде «Смысл творчества», критики, к которой, я думаю, ничего ни прибавить, ни убавить, становится все более убедительным взгляд на психо-социолого-этнологические штудии данной ориентации как на вполне определенную идеологию, а именно идеологию атеистическую, в узком смысле ‑ антихристианскую. Пагубная же сущность подобной идеологии полностью обнажилась в социальной практике, «мотором» которой служили политические мифологии нацизма и особенно ленинизма-сталинизма.