Вячеслав Недошивин - Прогулки по Серебряному веку. Санкт-Петербург

О.Арбенина за месяц до войны уедет с матерью на Урал, где пробудет до 1949 г. В Ленинграде потеряет квартиру, имущество и, как пишет, «даже все документы растренькает». Квартиру М.Кузмина также найдет разграбленной. А что сохранится - «бережно пронесет сквозь оставшуюся жизнь». Уезжая на Урал, оставит некоей Е.Шадриной на сохранение чемоданы, в которых, помимо носильных вещей и серебра, были рисунки и литографии Юркуна и Арбениной, переписка ее с Гумилевым, дневники М.Кузмина, фотографии родных и близких. Все это Е.Шадрина «украла и растратила, - пишет О.Арбенина. - Все это погибло...» Вернувшись в Ленинград, Арбенина станет жить у подруги Ю.Полаймо, в коммунальной квартире, над левой аркой костела Святой Екатерины (Невский, 32). В 1950-х г. будет работать в Эрмитаже, в библиотеке. Вот все, что пока известно мне.

Родился он в Малодербетовском улусе под Астраханью. «В стане монгольских... кочевников, - писал поэт, - имя “Ханская ставка”, в степи - высохшем дне исчезающего Каспийского моря». Его отец, В.А.Хлебников (1857-1934), - из старинного купеческого рода (дед поэта был купцом первой гильдии и добился для детей и внуков звания потомственных почетных граждан Астрахани, что освобождало от рекрутской обязанности, подушной подати и телесных наказаний), был ученым, орнитологом, лесоведом, основателем и директором Астраханского заповедника - первого заповедника в России. Окончил Петербургский университет, служил попечителем Малодербетовского улуса управления калмыцким народом. Щепетильным был до крайности, когда, например, случайно подстрелил «запретную» птицу, то сам себе выписал штраф. В отставку вышел в чине статского советника (чин давал право на личное дворянство). А мать поэта, Е.Н.Вербицкая (1849-1936), которая была на восемь лет старше мужа, родилась в семье капитана гвардии. В.Хлебников писал, что училась в Смольном институте и была близка к «Народной воле», ее двоюродный брат, А.Михайлов, был, как А.Желябов и С.Перовская, казнен на Семеновском плацу. У Хлебникова было два брата и две сестры. Младшая, Вера, станет известной художницей. А самому поэту, в наше уже время, в Малых Дербетах, на месте его рождения, поставят памятник работы калмыцкого скульптора С.Ботиева.

Сестра поэта, Вера Хлебникова, вспоминала: «Он как-то запер свою комнату на крюк и торжественно вынул из-под кровати жандармское пальто и шашку, так, по его словам, он должен был перерядиться с товарищами, чтоб остановить какую-то почту, затем это было отложено. И однажды он с моей детской помощью зашил все это в свой тюфяк подальше от взоров родных!» А что касается беспорядков, после которых Хлебникова в числе тридцати пяти других студентов арестовали, то в них «вылился» невинный музыкальный вечер 5 ноября 1903 г., посвященный 99-й годовщине университета. Возбужденные студенты выбежали на улицы и, распевая «Гаудеамус» и «Дубинушку», двинулась к театру. Тогда-то на них и налетела конная полиция. В тюрьме, кстати, Хлебников нарисовал на стене общей камеры огромный портрет Герцена. «Вот... мое прошлое, которым я горд», - напишет потом.

«По постановлению Правления Императорского С.-Петербургского Университета от 17 июня 1911 года Хлебников Виктор Владимирович уволен из числа студентов Университета, как не внесший плату за осень 1910 года». Так написано в сохранившемся личном деле студента В.Хлебникова, и именно тогда рухнули надежды отца поэта на образование сына. Зато накануне «увольнения», в апреле 1911 г., поэт пишет другу: «Все время... работаю над числами и судьбами народов, как зависимыми переменными чисел, и сделал некоторые шаги...» Сами понимаете - какой уж тут университет?!

Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944), глава и теоретик футуризма, ныне считается одним из идеологов итальянского фашизма. С чем я лично согласен. В 1919 г., когда возникнет фашистская партии Италии, Т.Маринетти не только станет единомышленником Б.Муссолини, но провозгласит родственность футуризма и фашизма. В литературных манифестах итальянец призывал прославлять наступательное движение, гимнастический шаг, опасный прыжок, оплеуху и удар кулака. Мир, писал, обогатился новой красотой - «красотой быстроты». Рычащий автомобиль прекраснее Ники Самофракийской. «Мы хотим, - писал Маринетти, - прославить войну - единственную гигиену мира - милитаризм, патриотизм, разрушительный жест анархистов... Мы хотим разрушить музеи, библиотеки... Мы воспоем толпы, движимые работой, удовольствием или бунтом». Как похоже на В.Маяковского и его компанию, не правда ли? В России в начале XX в. Маринетти принимали с восторгом. В своих лекциях в Москве и Петербурге он льстил русской публике, говорил, что очарован Россией. «Это страна футуризма, - восклицал в битком набитых залах. - Здесь нет ужасного гнета прошлого, под которым задыхаются страны Европы». В известном смысле мы и станем «страной футуризма», разрушившей в культуре все, что можно. Но вот странность: в России Т.Маринетти не принял только, может, самый радикальный в воззрениях - В.Хлебников и, частично, поэт Б.Лившиц.