Вячеслав Недошивин - Прогулки по Серебряному веку. Санкт-Петербург

Опасность призыва и впрямь была реальна, несмотря на освобождение В.Ходасевича от воинской службы (у него была куча болезней). Одна из врачебных комиссий в Москве попалась, как пишут, на взятках. Нескольких врачей «быстренько» расстреляли, а всех обследованных ими послали на переосвидетельствование. Напуганные новые врачи, перестраховываясь, уже не глядя, отправляли на фронт поголовно всех. Грозило это и Ходасевичу. Горький, к которому в панике обратился поэт, велел не только написать письмо самому Ленину, но и лично отвез его в Кремль. Когда вся эта история закончилась, Горький и посоветовал поэту перебраться в Питер. Уезжал Ходасевич из Москвы по командировке Горького и даже в международном вагоне.

А.Чулковой, когда она станет женой поэта, было 25 лет. Считалась поэтессой, печаталась под псевдонимом Софья Бекетова. После первого брака, от которого у нее был сын, дважды была гражданской женой друзей Ходасевича - Б.Диатропова, а затем брата Валерия Брюсова Александра. Все они были, говорят, одной компанией: Брюсовы, Чулковы, Диатроповы, Ходасевичи. Вместе снимали дачи, отдыхали, гуляли. В Петроград семья переедет в полном составе - третьим был сын Чулковой, Эдгар (Гарри) Гренцион. Он станет в Ленинграде артистом Агиттеатра при областном политпросвете. Женится и в конце 1920-х гг. будет жить на Морской улице (Б. Морская, 14), по соседству с домом, где родилась «разлучница» - Н.Берберова. Там у него, думаю, и останавливалась А.Чулкова, не раз наезжавшая потом в Ленинград.

Н.Чуковский вспоминал, что однажды они вместе с Ходасевичем перелистывали только что вышедший сборник стихов Блока. И, наткнувшись там на какое-то стихотворение, Ходасевич «вдруг побледнел от волнения: “Как бы мне хотелось, чтобы я написал эти стихи!.. Я умер бы от счастья!”» В это же примерно время Ходасевич напишет в Москву своему приятелю, писателю В.Лидину, что, на его взгляд, в живых, т.е. тех, кто еще может что-то написать, осталось в России только три стихотворца: «Белый, Ахматова да - простите - я. Бальмонт, Брюсов, Сологуб, Вяч. Иванов - ни звука к себе не прибавят. Липскеровы, Г.Ивановы, Мандельштамы, Лозинские и т.д. - все это “маленькие собачки”... Футур-спекулянты просто не в счет. Вот Вам и все». Правда, в конце письма добавит, что ни Белому с Ахматовой, ни ему «до Блока не допрыгнуть».

Ходасевич и Берберова «догонят» Горького в Берлине, потом долго будут жить на вилле Горького в Сорренто, но чем дальше, тем больше пути их будут расходиться. И «прекрасный поэт» Ходасевич, прямой и «исключительно правдивый», превратится для Горького, по мере лукавого сближения того со Сталиным, в «типичного декадента, человека физически и духовно дряхлого», «преисполненного мизантропией и злобой на всех людей». Более того, М.Горький о единственно близком ему человеке и писателе скажет в конце концов нечто прямо противоположное тому, что говорил еще недавно: «Он не может - не способен - быть другом или врагом кому или чему-нибудь, он “объективно” враждебен всему существующему в мире, от блохи до слона, человек для него - дурак, потому что живет и что-то делает».

Все у Горького банально свелось к деньгам. Жить ему в Италии было особо нечем. В начале эмиграций Политбюро ЦК РКП(б), по настоянию лично Ленина, дважды принимало - в 1921-м, а затем и в 1922 г. - решения «Об отпуске денег А.М.Горькому для лечения за границей» и «Об оказании материальной помощи А.М.Горькому». Потом и «акции» классика, а за ними и перспективы существования его за рубежом становились все более и более туманными. В 1925 г. Ходасевич и Берберова съехали с виллы Горького. Как оказалось, навсегда. «И когда коляска покатила вниз, к городу, - пишет Н. Берберова, - Ходасевич добавил с обычной своей точностью и беспощадностью: “Нобелевской премии ему не дадут, Зиновьева (главного врага Горького в СССР. - В.Н.) уберут, и он вернется в Россию...”» Так и случится, и не «поменять» мнения не только о «друге Ходасевиче», но практически обо всем слабеющий духовно Горький уже не мог. Он сам загнал себя в ловушку, в «золотую клетку» подарков и привилегий...

Он действительно был другом поэтов. На даче Анненковых в Куоккале у него не раз ночевали именитые уже друзья его: В.Маяковский, М.Кузмин, В.Каменский, О.Мандельштам, В.Шкловский, Л.Никулин, Б.Лившиц, В.Пяст, В.Хлебников, С.Есенин. «Литературная дача» - звали дом Анненковых в Куоккале с незапамятных времен. Ведь и у отца художника здесь подолгу жили В.Короленко, Е.Чириков, К.Чуковский, С.Городецкий, бывали Л.Андреев, А.Куприн, И.Репин, Ф.Шаляпин, В.Мейерхольд. Кстати, именно Юрию Анненкову принадлежат слова, многое объясняющие в поэзии Серебряного века: «Настоящее художественное творчество начинается тогда, когда художник приступает к битью стекол...».